Быть может, я и есть Прометей? Да, да, я – Прометей! Я – бог! – От этого внезапного открытия Трион пришёл в восторг. Он истерически хохотал и хлопал в ладоши.
– Бог? – с сомнением переспросил Логос. – Ты – бог? Что ты знаешь о богах?!
– Боги умны, а люди глупы. Минуций говорил, что больше всего на свете ненавидит глупость. Иметь дело с глупцами ужасно. Глупость, как энтропия, возрастает в мире.
– Глупость возрастает… – повторил Логос.
Он выдохнул и стал наблюдать, как струйка его дыхания смешивается с воздухом. И что-то в этом процессе ему очень не понравилось. Он нахмурился и спросил сам себя:
– Но почему?
Трион решил, что этот вопрос задан ему.
– Все поставлено на службу толпе. А идеалы толпы примитивны. Бот если бы Руфин осмелился стать тираном!..
Логос выставил перед собой ладони заборчиком и дохнул. Несколько минут он сидел с закрытыми глазами, пальцы его слегка подрагивали. Трион тоже перестал разглагольствовать и молча наблюдал за странными движениями своего похитителя. А тот с силой втянул в себя воздух…
– Нет! – заорал Трион и схватился за голову. – Не смей! Это моё, моё! Не отдам!
А Икел, резавший тем временем ветчину, уронил нож, потому что пальцы сами собой разжались, и на мгновение позабыл все – и что перед ним сидит бывший гладиатор Юний Вер, и что мать этого Вера служила когда-то в когорте «Нереида», а он, Корнелий Икел, командовал этой когортой. И то, что когорта эта утопилась в колодце в полном составе, – он позабыл тоже. И то, что теперь наконец он глотнул амброзии и сравнялся с теми, кто предпочёл умереть, но не убивать, – тоже забыл. Забыл даже, как держать нож и как резать ветчину. Он беспомощно оглянулся, зачем-то посмотрел в окно, но не мог вспомнить, что окно называется окном. Не мог понять, почему за окном темно. И что такое ночь, и будет ли завтра рассвет…
Тут Логос выдохнул. Икел тут же поднял нож и принялся резать ветчину, почему-то непрерывно повторяя:
– Окно, окно, окно…
Он сообразил, что через несколько часов тьма рассеется и они отправятся в путь. Но не мог вспомнить, как называлась когорта, которой он когда-то командовал и которая погибла так странно.
А Трион сидел за столом, уронив голову на руки, и плакал. Но это не был детский требовательный плач, который всe утро оглашал сады Хорезм-шаха. Это был злой плач униженного человека.
– Ты украл у меня идею. Я придумал, как сделать новую бомбу, а теперь я ничего не помню… Ничего…
А потом он закричал от боли и схватился за живот.
– Что с тобой? – спросил Логос, но не повернул головы и продолжал разглядывать свои ладони, будто видел на них, как в зеркале, что-то необыкновенно интересное.
– Бо-ольно… – прошептал Трион побелевшими губами.
Логос очнулся от своих мыслей и внимательно посмотрел на Триона.
– Ничего страшного. Боль скоро кончится. Это я тебе обещаю. – Он наконец разомкнул ладони, положил руку на плечо физику, и тот почувствовал странную лёгкость, невесомость во всем теле. И боль тоже стала лёгкой, невесомой. Нет, она осталась, но её уже можно было терпеть.
Глава V
Игры в Северной Пальмире
«Не только Киев, но и Москва, и Новгород Великий отрицательно относятся к союзу Готского царства с Римом».
Эта последняя незаконченная фраза была вымарана, но не слишком тщательно – при желании её можно было прочесть. Или догадаться, куда передал рукописи Нормы «человек Марцелл».
Остров Крит. 12-й день до Календ апреля»[47].
Элий отложил письмо. Взял стило, чтобы писать ответ, и не смог.
И Норме Галликан он все-таки ответил. Хотя и не в тот же день.
Несколько минут Квинт наблюдал, как Элий тренируется в гимнасии с новичком Гесиодом. Парень был молод и силён. Но рядом с Элием казался неуклюжим. У Элия руки буквально летали. Гесиод двигался медленно, едва-едва. Но этот парень выйдет на арену только осенью. Когда Элий уже не будет драться. Никого из нынешних бойцов Элий тренировать не стал бы.
Гимнасий в доме был хорош, впрочем, как и все в этом доме. Мозаики на стенах, мраморные колонны портиков с капителями коринфского ордера. И песок на полу – яркий, речной.
– Рука свободнее! – в который раз крикнул Элий, легко отбивая удар Гесиода. – Рука расслаблена. А у тебя она закрепощена.
