— Мой король! — возмутился Лаан. — Разрешите сказать вам два слова конфиденциально!
Ситуация назрела неловкая, но Байар легко разрешил ее:
— Летите вперед, в сторону вашего отряда, а мы вас догоним.
Когда друзья взлетели, король нахмурился:
— Что тебе приспичило, Лаан?
— Ваше величество, — вполголоса заговорил Лаан, — не нравится мне этот хитрый махаон, ой не нравится. Вы же чересчур доверчивы! Нам не следует обсуждать дела на их территории, не следует отделяться от отряда, тем паче что наши самки остались в лесу…
— При горожанах об этом не упоминай, — отрезал Лабастьер. — Я понял тебя и частично согласен. — Он повис в воздухе, дожидаясь троицу местных жителей, а когда те подлетели, сказал им: — Мой друг Дент-Лаан отвечает за мою безопасность, и хотя лично мне это кажется лишним, я вынужден уступить ему. Он настаивает на том, чтобы наш отряд расположился там же, куда вы зовете нас.
Горожане переглянулись.
— Пусть так, — пожал плечам Байар. — Мы бы могли устроить всех ваших бойцов в домах, но если вы настаиваете, ваш отряд может разбить шатры вокруг дома Геллура…
Когда они вошли в дом, навстречу им, пища и хихикая, кинулись сразу три гусенички — две личинки махаона и одна маака.
— Как?! Дети от смешанного союза?! — воскликнул пораженный Лаан.
— Приемные, — лаконично отозвался хозяин.
— Но некоторым не понять, что приемных детей можно любить не меньше, чем родных, — в свойственной ей экспрессивной манере высказалась Сиэния.
Пока она кормила и успокаивала гусеничек, остальные расселись за большим овальным столом. Кроме Лабастьера, Лаана и Ракши, по настоянию последнего гости на всякий случай прихватили еще и одного вооруженного до зубов гвардейца — маака Шостана. Но за все последующее время он, как и было велено, не проронил ни слова.
Вскоре хозяева выставили на стол сосуды с «напитком бескрылых», куски мяса волосатого угря, запеченного с плодами урмеллы, мякоть воздушного коралла и что-то еще — какие-то нанизанные на палочки колечки, кушанье, которого гости никогда раньше не видели.
— Если не секрет, что это? — осведомился Лабастьер Шестой.
— Оболочка птенца шар-птицы…
— Опять новшество, — покачал головой король.
— Ошибаетесь, ваше величество, — возразил Геллур. — Это блюдо указано в «Гастрономических отчетах» вашего прапрадеда, но готовить его довольно сложно, потому, наверное, не везде оно прижилось. А нам нравится, мы почитаем его за деликатес.
— В чем сложность? — поинтересовался Ракши.
— Во-первых, шар-птица должна быть совсем маленькой. Чем она старше, тем больше в ней токсинов. Во-вторых, порезанная оболочка двое суток вымачивается в воде, и вода меняется несколько раз. Наконец, кольца варят, и отвар выливают. И лишь после этого их запекают на открытом огне.
— Да, муторное дело, — кивнул Лаан, — и все только ради того, чтобы потешить свое чрево…
— А вы попробуйте, — откликнулся Байар, — оно того стоит.
Гости осторожно откусили по кусочку, задумчиво пожевали и, переглянувшись, согласно друг другу кивнули.
— Удивительный вкус! — похвалил Лабастьер. — Так, вы говорите, рецепт есть в «Отчетах»?
— Да, — подтвердил хозяин. — Один в один. Там только не сказано, что наилучший вкус кольца шар- птицы приобретают после доброго глотка «напитка бескрылых».
Усмехнувшись, гости последовали этому предписанию, отведали чуть-чуть и остальных яств, а затем уж навязался разговор по существу. Начал его, само собой, король.
— Я помню доводы Наан, — сказал он. — Семейные квадраты она считала противными природе. Спорить с этим трудно. Но бабочки и не созданы природой. За долгие годы существования нашей колонии такой порядок вещей оправдал себя: маака и махаоны живут в мире. Если настаивать на слепом следовании природе, то мы не должны строить дома, не должны заниматься ремеслами, говорить и писать…
Лабастьер видел, что горожане порываются отвеять, но, остановив их жестом, продолжал:
— Я уже понял, что ваша позиция мягче, чем позиция Наан. Уже то, что хозяева этого гостеприимного дома принадлежат разным видам, говорит о том, что ее взгляды пересмотрены. Так в чем же они состоят? Отдаете ли вы себе отчет, что, желая уйти от закона, подвергаете опасности мирную жизнь колонии? И, наконец, как и почему именно в вашей провинции возобладали эти взгляды?
— Позвольте мне, — начал Байар. — Наан была чересчур эмоциональна и порывиста, и страсть порой затмевала ее разум. Однако именно это ее качество заставило нас вспомнить о нашем достоинстве и перестать жить в лживой гармонии с властью…
— Да о каком достоинстве вы говорите?! — не выдержал Лаан.
— Остынь, — поднял руку король. — Продолжайте, Байар.
— Будучи вожаком народа, Наан подняла на флаг самую популярную тему возмущения — необходимость паре маака и паре махаон жить вместе. Но после ее гибели мы много спорили и много обсуждали… Дело не в квадрате. Дело в праве каждой бабочки жить так, как она хочет, и с тем, с кем она хочет, если это не ущемляет права других бабочек. Дело в праве на счастье. Если кто-то хочет жить квадратом, пусть живет квадратом. Если самка и самец махаон или маака хотят жить вдвоем, пусть живут вдвоем. Если пара смешанная, она тоже имеет право на счастье…
— Ага! — вновь не удержался Лаан. — Может быть, пусть еще самцы живут с самцами, а самки с самками? Вдруг им так хочется? Или мне завести еще парочку жен?
— Жаль, не слышит тебя Фиам, — остудил его пыл Лабастьер. Зато освободившаяся и присевшая за стол с остальными Сиэния тут же высказалась крайне резко:
— Вот к каким развратным идеям привела несвобода семейного квадрата этого глупого похотливого махаона!
Лабастьер и Ракши, переглянувшись, не смогли удержаться от смеха.
— Мой король! — вскричал Лаан. — Я не понимаю, чего вы с ними цацкаетесь?! Они нарушают закон и должны быть наказаны. Вот и все!
Король посерьезнел:
— Если бы все было так просто… Раньше я бы и сам ни минуты не сомневался, но теперь, когда на меня снизошла мудрость предков, все стало значительно сложнее. Закон семейного квадрата ввел мой предок Лабастьер Второй, и было это совсем недавно. А тысячи лет до этого маака и махаоны жили порознь. Закон молод, и у нас нет никакой гарантии, что он столь уж безупречен. Он помог жить нескольким поколениям колонистов, но рядом с вечностью это ничто. Что касается многоженства и однополой любви, то, милая самка, — Лабастьер перевел взгляд на Сиэнию, — вопросы это не столь праздные, как тебе кажется. История бабочек и бескрылых знала и то, и другое… Однако хватит лирики. Пора принимать решение.
Он замолчал. Хозяева смотрели на него напряженно.
— Ваше мнение, Ракши? — неожиданно обратился Лабастьер к другу.
— Закон есть закон, ваше величество, — отозвался тот. — Или он есть, или его нет.
— А не вы ли еше совсем недавно готовы были убить своего короля, когда его власть грозила вашей любви?
Ракши потупил взор.
— Ну так как, Ракши? Вам есть еще что посоветовать мне?
— Нет, ваше величество. Тилия изготавливала незаконное оружие. Но однажды это спасло всех нас. И вы изменили закон. Боеспособность наших войск возросла в сотни раз… Но меня до сих пор гложут сомнения, правильно ли это. Есть вещи, которые усваиваешь еще личинкой.
Понимающе покачав головой, Лабастьер перевел взгляд на хозяина дома:
— А вы что думаете?
— Я — художник, — отозвался Дент-Геллур. — Я не умею думать за короля. Но сегодняшний разговор убедил меня в том, что мы не враги, что ваше решение будет взвешенным и мудрым. Я приму его. Лишь бы оно не было поспешным.
