– Да-да, я смогу, – улыбаясь ответила она и неожиданно почувствовала себя счастливой. – Я смогу, – повторила она, торопливо расстегивая блузу. – Прямо сейчас. Я буду очень стараться. А ты?
… – Вставай, жена моя, – услышала она сквозь сон. – Скоро взойдет солнце, и нас убьют.
Милая перспектива. Она села. Торопливо прикрыла нагую грудь ладонями, но тут же вспомнила все. Да, теперь уже довольно глупо прятать себя от него. Жена дикаря… Нечто в этом роде пророчила ей наставница верхнего яруса, пытаясь укротить ее слишком независимый и непоседливый нрав…
– Ты проснулась, о радость моих чресел? – присел Рамбай перед ней на корточки. – Поспеши.
Обращение было более чем сомнительным. Но ласковым. А учитывая, что речь идет о жизни и смерти, Рамбай, пожалуй, даже слишком мягок и неспешен.
Она вскочила и быстро оделась.
– Куда летим?
– Весь лес вне племени для меня одинаков, – довольно грустно заметил он. Но Ливьен сделала вид, что интонации не заметила, ведь только это ей и нужно было.
– Тогда – в наш лагерь. Ты сможешь его найти?
– А нужно ли нам искать его? – не двинувшись с места, спросил он. – Рамбай чужой там. Не лучше ли уединиться в чаще, оборудовать гнездо и отложить там тысячу личинок? Мы воспитаем новое племя – сильное, как я, и умное, как ты, о узор моих крыльев, Ливьен.
«Ну что за олух! Впасть в лирику в такой неподходящий момент!»
– Скажи, возлюбленная жена моя, – продолжал он, – с именем, певучим, как голос ручья. Скажи мне, Ливьен, не зачала ли ты еще?
– Я так быстро определять не умею! – огрызнулась она. Но тут же прикусила язык. Потому что Рамбай, разочарованно подняв брови, заметил:
– Да? А самки ураний – умеют…
– Ладно, научусь, – махнула она рукой. – Летим к нам. Я обещаю, тебя примут. – Она была далеко не уверена в своих словах, но необходимость заставляла хитрить. В конце концов, пока они летят, она что- нибудь придумает. – Главное найти дорогу.
– Нет такой дороги, которую не нашел бы следопыт Рамбай, – заявил он.
– Тогда – в путь.
И они вылетели навстречу солнцу.
4
Белая, белая, белая смерть,
Пух – невесомей, чем сны.
Как-то Охотник решил посмотреть:
Мифы Пещеры – верны?
И он долетел. Но прежде – ослеп.
А убил его свет луны.
– Ты уверен, что мы движемся ТУДА? – спросила Ливьен минут через двадцать полета.
– А ты уверена, что нам нужно ТУДА?
– Да. – Ливьен едва сдержала раздражение.
Рамбай покосился на нее. Вид у него был слегка виноватый.
– Тогда так, – сказал он и под прямым углом повернул направо.
Ливьен принялась про себя ругать его самыми грязными словами, какие только знала в языках маака и махаон. (Кроме этих ругательств на языке противника она не знала больше ни единого слова.)
Через некоторое время Рамбай вновь резко повернул направо.
– Стоп, – скомандовала Ливьен. Но он продолжал лететь, словно и не слыша ее.
Ливьен отстала и опустилась на свисавшую с дерева петлю лианы.
Пролетев метров пятнадцать в одиночестве, Рамбай заложил вираж и, вернувшись, сел рядом, демонстративно не глядя в ее сторону.
С минуту они молчали. Самец не выдержал первым:
– Жена не должна перечить мужу, – заявил он.
– Это у вас. А у нас муж не должен перечить жене.
– Нас соединил закон НАШЕГО племени, – напомнил он.
– Твое племя нас выгнало, и мы летим в мое, – парировала Ливьен.
– Рамбай не станет рабом самки! Запомни это! – в сердцах он ударил кулаком по лиане, и Ливьен чуть не свалилась с нее. Это ее окончательно взбесило. Вот и началась счастливая семейная жизнь.
– Никчемный дикарь! – заорала она. – Ты – маака, понимаешь, маака! Ты летишь ДОМОЙ и боишься
