Мариэль умолкла, и Лабастьер огляделся. Блики костра падали на лица сельчан. Большинство из них задумчиво улыбались, вспоминая, наверное, юность и время создания собственных семей. Отчаяние нередко посещает бабочек в этот период, потом же оно кажется им смешным и трогательным.
Король перевел взгляд на Лаана и обнаружил, что тот, не отрываясь, смотрит на Мариэль и мрачен при этом, как туча.
– Что с тобой, брат-махаон? – тихо спросил Лабастьер, когда песня закончилась, и остальные заговорили между собой. – Ты грустишь об оставленной Фиам?
– Еще бы, – невесело, через силу, усмехнулся тот. – Но, признаюсь, и новая печаль гложет мою душу.
– В чем же она состоит? – поднял брови король, на самом деле уже догадавшись о том, что он сейчас услышит. И он не ошибся.
– Я думаю, господин мой, сколько бы мы не бродили по дорогам Безмятежной, вряд ли мы найдем девушку-маака, более достойную войти в нашу семью, чем эта певунья.
– Не высокого же мнения ты о моем народе… – с напускным осуждением покачал головой Лабастьер. – Я говорю так не потому, что эта самка мне чем-то не по нраву, а потому, что уверен: в моем королевстве есть еще немало достойных претенденток на трон… На самом же деле, вся беда лишь в том, что ты слишком влюбчив, мой друг. Не успели мы и начать свое путешествие, как ты уже уверен, что его цель обретена.
– До последнего времени ты не подвергал сомнению мою интуицию… – огрызнулся Лаан.
Его тон слегка покоробил Лабастьера.
– Если эта девушка действительно так тебе нравится, брат-махаон, – сказал он жестко, – то у тебя есть возможность предложить этой паре составить квадрат с тобой и Фиам.
– Чтобы я взял в со-мужья ее неотесанного самца?!
– Он смел и находчив, – возразил король.
– Да в нем ли дело?! Разве могу я бросить тебя? Разве я могу нарушить слово?
– Я освобожу тебя от данного мне слова, если ты попросишь меня об этом.
Лаан зябко передернул плечами и посмотрел на друга укоризненно:
– Вот, оказывается, как ты думаешь обо мне. Чем, интересно, я это заслужил? Высоко оценивая достоинства этой девушки, я думаю не о себе, а именно о тебе.
– Я не хотел тебя обидеть… – смутился Лабастьер. Он уже пожалел, что затеял этот разговор.
– Нет, брат-маака, боюсь, что хотел. – Глаза Лаана превратились в узенькие щелки. – Иначе ты припомнил бы, что мир между самцами значит в семье много больше, чем их симпатии к женам друг друга.
– Ладно, оставим этот бессмысленный разговор, – раздраженно махнул рукой Лабастьер. – Я понимаю, что и твое счастье зависит от моего выбора, и я всегда помню об этом. Но позволь мне все же сделать этот выбор самостоятельно.
Они замолчали и сидели теперь, демонстративно не глядя друг на друга.
– Я был не прав, – первым нарушил молчание Лаан.
– То-то, – смягчился Лабастьер. – И давай больше никогда не возвращаться к этой теме. Она исчерпана. Глянь, кстати, – обвел он рукой по сторонам, – пока мы с тобой препирались, кое-кто отправился домой, а кое-кто задремал прямо здесь. Думаю, друг мой, пора идти спать и нам. Ведь завтра нам предстоит путь, который будет и длиннее, и, уверен, много сложнее, нежели пройденный вчера.
– И я надеюсь, он будет полон приключений! – встрепенулся Лаан.
3
Действительно, даже когда мы уйдем,
Мир с нами не сгинет весь,
И ночь не единожды сменится днем,
И будут поляны цвесть…
Да, правда: грядет продолжение во всем,
Но вряд ли – достойней, чем есть.
И приключения не заставили себя ждать.
По карте Лаана определили направление к ближайшему крупному селению и тронулись. То ли сороконог Ракши и Мариэль, по кличке Ласковый, был моложе и резвее королевского, то ли управлял им более лихой наездник, но, как только оборвалась тропа, и путники двинулись по бездорожью, Лабастьер перестал поспевать за своими новообретенными товарищами. А вскоре они и вовсе исчезли из виду, затерявшись в листве.
– Дай-ка, брат-маака, я сяду вперед, – предложил Лаан, явно намереваясь править сороконогом энергичнее короля.
– Мы куда-то спешим? – возразил Лабастьер.
– Мы-то как раз нет, – отозвался Лаан. – Нужно догнать ЭТИХ и напомнить, что и им спешить некуда.
