готовилось к прыжку. Лабастьер и Ракши тоже выбрались из палатки.
– Давайте-ка для начала крикнем вместе, – предложил король.
Они набрали в легкие побольше воздуха и гаркнули хором:
– Ма-ри-эль!!!
И в тот же миг лес внезапно наполнился буквально гулом враждебных звуков – какими-то выкриками, свистом, треском ломающихся веток и шелестом крыльев… Десятка два доселе невидимых бабочек сорвались с крон травянистых деревьев, где, оказывается, они таились, и тенями промчались над головами путников – справа налево. А еще через мгновение сверху упала тонкая флуоновая сеть.
– Руби! – закричал король и попытался достать кинжал… Но не тут-то было. Сеть была смазана каким-то клейким веществом, которое, соприкосаясь с поверхностью крыльев, мгновенно затвердевало. Таким образом Лабастьер, Лаан и Ракши оказались как бы спеленутыми единым коконом и любое их движение только усиливало хватку.
Но они не сразу сообразили это и сперва пытались освободиться. Лабастьер что было сил дернулся еще раз, но результатом этого стало лишь то, что все трое со сдавленными стонами рухнули на землю. Клей, к тому же, прилипал не только к крыльям, но и к волосам. Это делало невозможным повернуть голову, а любое движение, натягивающее сеть, отдавалось болью в корнях волос.
– Ну вот и славно, – услышал король над собой низкий, хрипловатый, но явно принадлежащий самке, голос. Он лежал сейчас лицом вниз и увидеть говорящую не имел возможности. – Тащим их в город.
– Город? – простонал Лаан. – Вы слышали, мой король? Она сказала именно это преступное слово…
Все тот же голос отозвался надтреснутым саркастическим смешком:
– Говорите, «преступное»? Как вам угодно. Однако судить будем вас мы, а не наоборот. Ну, давайте, – вновь обратилась говорящая к своим сообщникам, – берем и понесли.
По-видимому, не менее десятка рук ухватилось за флуоновые нити, и пленники застонали от боли, чувствуя в то же время, что их кокон поднимается ввысь. Лабастьер испытывал при этом отвратительное чувство беспомощностьи. Ведь вскоре они оказались на огромной высоте, неспособные при этом воспользоваться своими крыльями. Стоило их похитителям разжать пальцы, и они бы расшиблись насмерть.
– А где же, все-таки, Мариэль? – услышал Лабастьер сдавленный шепот Ракши.
– Если она схвачена, мы ей не поможем, – отозвался Лаан. – А вдруг ей удалось бежать?
– Тс-с, молчите, – выдавил из себя Лабастьер. Ведь их пленители могли их подслушивать.
Полет был долог и мучителен. Время от времени кто-то из пленников, не выдержав боли, издавал стон. Но из осторожности они не обменялись больше ни единым словом.
Лабастьер потерял счет времени. Ощущение бессилия вскоре притупилось, но боль в корнях волос и в основании крыльев становилась все мучительнее. По-видимому, чтобы хоть как-то отвлечься от нее, Лаан что-то тихонько бормотал про себя. Прислушавшись, Лабастьер разобрал слова песенки, которую самки напевают своим несмышленым гусеничкам, укладывая их спать:
Несмотря на боль и безнадежность ситуации, Лабастьер не удержался от усмешки: обещанный день явно наступил… Король был не одинок: откуда-то сбоку раздался смешок Ракши, больше, правда, похожий на стон. А Лаан продолжал бубнить:
Словно заклинание, он повторял это снова и снова. Казалось, прошла целая вечность, пока голос предводительницы их пленителей не прервал его бормотание, распорядившись:
– Давайте сюда, на другой берег.
Они пошли на снижение, перелетев неширокую речку или ручей. Недалеко уже виднелись темные силуэты строений. Но до берега они еще чуть-чуть не дотянули, когда прозвучала новая команда:
– В воду их.
Приземление сопровождалось болезненным шлепком и фонтаном брызг, но принесло нахлебавшимся мути пленникам моментальное и неожиданное облегчение: вещество, покрывавшее сеть, потеряло свою клейкость, и они, фыркая и отплевываясь, вскочили на ноги, чувствуя себя свободными.
Но не успели они и глазом моргнуть, как их обезоружили и связали руки.
Только теперь Лабастьер смог разглядеть своих похитителей и их атаманшу. Это была немолодая самка махаон с грубыми волевыми чертами лица, одетая как самец.
– Вы соображаете, что вы творите?! – гаркнул король, выходя на сушу. – Я – Лабастьер Шестой, законный правитель Безмятежной, и ваша выходка может стоить вам жизни!
– Вы слышите? Он грозит нам расправой, в то время, как именно его жизнь находится в наших руках, а вовсе не наоборот, – усмехнулась самка. – Я так и знала, что наш монарх – напыщенный дурак, неспособный даже трезво оценивать обстановку.
Окружавшие их бабочки загоготали, а самка продолжала:
– Мы прекрасно осведомлены, кто ты, и как раз за тобой-то мы и охотились. Потому что ты – единственный представитель династии смешенцев; к счастью, ты еще не успел продолжить свой преступный род. И мы прервем его. Мы будем судить тебя, а затем – казним.
– Это становится доброй традицией, Ваше Величество, – заметил Лаан. – Где бы мы с вами не появились, вас всюду пытаются прикончить.
– И это, наверное, неспроста, – отреагировала самка. – Если подданные повсеместно покушаются на короля, значит, они не довольны его правлением.
