«Ну и ладно! – окончательно вышла из себя Ливьен. – Ну и тащись один, упрямый дикарь!..»
Бросив мешок и взяв искровик в руку, чтобы не мешал крыльям, она молча взмыла в небо и полетела вперед.
Страшно даже представить, что могло бы случиться, не обозлись она на Рамбая и не появись возле дерева на несколько минут раньше его.
Кот, серо-рыжий и полосатый, точно такой же, как тот, что когда-то напал на палатку Лелии, стоял задними лапами на ветке, под дуплом, засунув в него одну из передних. Ливьен оцепенела. Почему Сейна не защищается?! У нее есть автомат, у нее есть огонь! Да жива ли она еще?!
Стрелять в полете ужасно неудобно, а о точности не приходится и говорить. Но ничего иного не оставалось. Отдача развернула ее в воздухе, и, как и следовало ожидать, она промахнулась. Кот на выстрелы даже не обернулся, только дрогнуло его рыжее ухо, светящееся розовым на пробивающемся сквозь листву солнце.
Ливьен приблизилась настолько, что промахнуться стало уже просто невозможно и выстрелила вновь.
Кот взвизгнул, выдернул лапу из дупла и, цепляясь когтями за кору, быстро пополз вниз.
В дупло Ливьен буквально влетела, успев сложить крылья за миг до того, кубарем прокатилась по полу и больно ударилась обо что-то плечом. Концентрация мускусной вони была просто убийственной. Сейна, бессвязно причитая, стояла на коленях возле Лабастьера.
– Почему ты не стреляла?! – закричала Ливьен, садясь и растирая ушибленное место. И тут же успокоилась: вроде бы все живы.
– Я заснула, понимаешь?! – обратила на нее Сейна искаженное ужасом лицо. – Кот ранил его когтем! Это я виновата!
Ливьен разглядела обширную рваную рану на хитиновой спине думателя. Тело его вяло сокращалось, мотаясь из стороны в сторону.
Он никогда в жизни не чувствовал боли! – продолжала истерику Сейна. – Я не знаю, что с ним может случиться! Бедный, бедный! Я никогда не прощу себе этого!
– Хватит паниковать! – рявкнула Ливьен, понимая в то же время, что помочь не может.
Сейна прижалась к Лабастьеру и тут же, отпрянув, умоляюще сказала:
– Ему очень больно, а еще сильнее – страшно. Он просит, чтобы его вынесли наружу, там ему будет легче. Он очень просит.
Ливьен не стала спорить, ей и самой было уже невмоготу находиться в этом смрадном воздухе.
– Скажи ему, чтобы потерпел и не двигался, – скомандовала она. Сейна вновь склонилась над раненым чадом, и миг спустя Лабастьер замер, лишь изредка вздрагивая.
Они быстро свернули и застегнули его чехол, подхватили за лямки, подтащили к отверстию и, вылетев, аккуратно опустились на траву. «Да, – подумала Ливьен, – далеко с ним не улететь, даже если нести втроем…»
Кота не было и в помине. «Удрал зализывать раны», – злорадно усмехнулась Ливьен.
Чехол открыли, и думатель опять начал болезненно дергаться. А Ливьен еще раз рассмотрела рану. Похоже, ничего страшного; поврежден только хитин, глубже ткани почти не тронуты.
И тут из кустарника, заставив Сейну вскрикнуть от испуга, выбежал махаон. Он мчался, как угорелый, связанные руки держа вытянутыми перед собой. За ним еле поспевал Рамбай. Поведение пленного было совершенно непостижимым. Он поравнялся с Ливьен и Сейной, упал рядом и вдруг забился мелкой дрожью. Его глаза закатились, на губах выступила желтоватая пена, а вскоре он затих. Неподвижно лежал и Лабастьер.
– Что это с ним? – уставилась Ливьен на Рамбая.
Тот только недоуменно пожал плечами. А Сейна склонилась над думателем. Затем пораженно посмотрела на Ливьен:
– У него прошла боль. И он заснул.
Ливьен растерянно покачала головой. Потом указала на лежащего без сознания пленника:
– Может быть, это как-то связано с ним?
Они попытались привести махаона в чувство, но безрезультатно. Обморок был глубоким. Рамбай ножом перерезал веревку на его затекших запястьях.
Все разъяснилось, как только проснулся думатель. Сейна, сама пораженная полученными от него сведениями, сообщила, что Лабастьер еще никогда в жизни не был так счастлив, как сейчас. Во-первых, он узнал, что такое боль и, несмотря на муки, как никогда отчетливо ощутил свою связь с окружающим миром. Во-вторых, НА НЕГО НАПАЛ КОТ, то есть он как бы принял, пусть и пассивное, участие в сражении, и почувствовал себя при этом чуть ли не полноценным самцом маака…
Ну, а третье, и главное – то, что у него появился новый канал связи с реальностью, новый реципиент и собеседник: пленный махаон был телепатом. При том, намного более сильным, чем Сейна. Если та «слышала» мысли Лабастьера только вплотную к нему прижавшись, то махаон… Рамбай рассказал, что еще метрах в пятидесяти от их дерева тот перестал противиться движению. А через несколько шагов сам со всех ног помчался вперед. Нетрудно было догадаться, что случилось это как раз в тот момент, когда в тело Лабастьера вонзился коготь кота.
Сообщение это тревожило. Враг, обладающий превосходящими их способностями… На первый взгляд, опасаться было нечего, но кто знает… Не может ли, он, например, чем-нибудь повредить Лабастьеру? С другой стороны, похоже, именно он помог думателю избавиться от боли. Но кто знает, кто знает… Как бы там ни было, нужно быть начеку.
Сейна, испытывая нечто похожее на ревность, более подробно расспросила Лабастьера и выяснила, что поток сознания махаона буквально захлестнул его. Тот явно не старался специально общаться с думателем,
