– Спроси его, что он знает о Пещере, – задал очередной вопрос Рамбай.
Совершив все ту же процедуру общения с Лабастьером, Сейна ответила:
– Он говорит, что не верит в существование Пещеры. Он говорит, что ему приятно в этом кому-то признаться. Дома за такое высказывание он бы понес какое-то страшное наказание.
Она снова наклонилась над Лабастьером и продолжила:
– Он никогда не имел возможности поделиться с кем-то своими догадками. Хотя он и верит в существование Хелоу, он считает заблуждением официальную версию о двух его ипостасях – «существо» и «космос». Он верит лишь во вторую его ипостась, первая же, говорит он, пришла из древних легенд, сочиненных еще в те времена, когда бабочки не были способны к логическим абстракциям. Он считает, что Хелоу – высший дух, высший закон материи. Говорить же о Пещере Хелоу, о конкретном жилище бога – нелепое варварство.
– Как он прятал свои мысли, если их читают без его ведома?
– Карают лишь за мысль высказанную. Бессрочники убедились в том, что преступные мысли есть у каждого. Но считается, что пока они не высказаны, они не являются преступлением. Если один бессрочник попытается предать другого, ему придется произнести запретное вслух, и преступником станет он сам.
– Если он уверен, что Пещеры нет, зачем он пошел с нами?
Голос Сейны, когда она отвечала на этот вопрос, звучал несколько смущенно:
– Он сказал, что идет не с вами, а только со мной. Бессрочник не может жениться. Даже просто иметь самку. Ни одна самка махаон не станет «пачкаться» связью с ним. Но когда бессрочник входит в связь с пленной самкой маака, на это смотрят сквозь пальцы. Потому что для любого другого махаона это был бы ужасный позор. Для презираемого всеми бессрочника это как раз нормально. Он пошел в лес за самкой, и он нашел ее.
Рамбай презрительно выпятил нижнюю губу:
– Ради самки, которая к тому же не продолжит его род, он предал свой народ?
Сейна недобро блеснула глазами в его сторону и ответила сама, не обращаясь к Лабастьеру:
– Его народ презирал его, но уйти ему было некуда. Я – первое в его жизни существо, с которым он может говорить искренне и обо всем. А что касается продолжения рода… Направленного на обучение в бессрочники в первую очередь стерилизуют, и он после этого, не имея жены, носит приставку «Дент». Смеясь, бессрочников называют «женатыми на себе»…
Ливьен слушала, затаив дыхание. Обида на Рамбая за то, что он общается с остальными в тайне от нее, обида на всех за то, что они отторгли ее – все это отошло на второй план. На первый же вышла любознательность. Ей так мало известно о махаонах…
И Рамбай, словно подслушав ее мысли, продолжил расспросы, касаясь теперь не личности Дент-Байана и его побуждений, а истории и социальной структуры народа махаон.
В основе общественного порядка махаон лежит идея того, что теплокровные бабочки – высшая ступень развития НАСЕКОМЫХ. И именно колонии насекомых – пчел, муравьев, термитов – служат для них исходной структурной моделью.
Общество махаон, так же, как и маака, не имеет жестких вертикальных делений – на «высших» и «низших». Однако деление на кланы по горизонтали, чаще всего – по признаку принадлежности к тем или иным сферам деятельности, неизменно уже сотни лет.
Сын лекаря не может стать никем, кроме как лекарем. Сын жестянщика – только жестянщиком. Сын «хранителя тайны Хелоу» – «хранителем тайны Хелоу». Не это ли – истинное равенство? Исключение из правила составляют только бессрочники.
Тут Дент-Байан устами Сейны сообщил то, что, пожалуй, более всего поразило Ливьен во всем его рассказе. А именно: почему «привилегированных изгоев» называют «бессрочниками».
Для всех членов того или иного клана установлен совершенно определенный срок жизни. Не дожить до этого срока считается грехом, который ложится на всю семью. Но дожив до своего срока, махаон безболезненно умерщвляется. В обществе махаон практически нет стариков. Никто даже не пытается пережить установленный срок… (Ливьен припомнилось почему-то кладбище кузнечиков.) И только телепатам срок не установлен. Они – единственные умирают от старости, одряхлевшие телом и разумом. Вот и еще одна причина презрения к ним.
Несмотря на то, что в обществе этом царит освященный религией патриархат, фактическим правителем клана нередко является старшая самка; самец же просто-напросто пользуется положенным ему комфортом и пребывает в блаженной праздности.
Удивительный механизм имеет экономика махаон. Она, в общем-то, является доведенным до совершенства и веками отшлифованным до блеска натуральным хозяйством. Каждый клан точно знает когда, сколько и какому клану он должен предоставить своей продукции (услуг). Непрекращающийся плановый товарообмен приводит к тому, что каждый махаон имеет все необходимое.
Контроль и балансировку этой ювелирно-тонкой и в то же время громоздкой системы производит базирующийся в «цитадели мудрости» клан «счетчиков». Сейчас, когда народ махаон стал столь многочисленен, «счетчики» справляются со своими обязанностями лишь благодаря помощи думателей и сети связистов-бессрочников.
И все же, случается, механизм дает сбои. Чаще всего – от численной нестабильности кланов. Потому – контроль за рождаемостью – одна из важнейших функций «счетчиков».
Кроме бессрочников в непосредственном подчинении счетчикам находятся дружины клана жандармов, готовых навести порядок – где угодно и невзирая на средства. Но случается такое крайне редко. Каждый член сообщества сознает: от того, сколь четко выполняет свои обязанности лично он, зависит порядок ВО ВСЕЙ обменно-распределительной системе, а значит – зависит и непосредственно его жизнь. Так завещал Хелоу.
Слушая все это, Ливьен поражалась тому, что ничего из рассказанного Дент-Байаном не имеет ни прямого, ни косвенного отражения в изучаемых ею песнях «Книги стабильности». Хотя… Само название «Книги» прозвучало теперь для Ливьен совсем по-иному, нежели раньше.
