— Это и хорошо. Любители — люди осторожные, уступают дорогу каждому сурку!
Машины тронулись: впереди быстроходный лимузин Зареченцева, вслед за ним, стараясь не отставать, юркнул в густое облако пыли «газик» Братчикова.
— Не будем гнаться за начальством. Согласны? — обратился Синев к своему пассажиру.
— Вполне.
Лисий хвост, тянувшийся за головной машиной, был таким длинным и пушистым, что приходилось то и дело притормаживать. Боковой ветер едва успевал относить пыльную завесу в сторону железной дороги. Когда они отстали на почтительное расстояние, Синев предложил спутнику папиросу.
— Извините, как ваше имя и отчество?
— Игорь Петрович.
— Игорь Петрович, вы давно знаете Зареченцева. Говорят, что он был крупным работником.
— Да, Зареченцев долгое время занимал пост начальника главка, потом замминистра, готовился стать даже министром, но...
— Помешала реорганизация? Я так и предполагал.
Несколько минут они ехали молча, словно бы оценивая друг друга по этим первым фразам. Наконец, бросив окурок за борт, Игорь Петрович заговорил совсем по-дружески:
— Смерть одного человека перепутала все карты Вениамина Николаевича Зареченцева: он уже стоял на пороге министерского кабинета, и вдруг... Пятнадцать лет, с тридцать восьмого по пятьдесят третий год, успешно продвигался по службе. Надо было, усердно овладевал английским языком, чтобы стать советником в переговорах с американцами по ленд-лизу; потом заделался ученым, защитив кандидатскую диссертацию (но дальше в науку не пошел, боясь оторваться от министерства). Вениамин Николаевич стремился быть мастером на все руки. Но и безупречное знание английского языка, и степень кандидата технических наук, и слава комментатора экономических проблем понадобились ему только для того, чтобы всегда находиться на виду. Ни дипломатия, ни наука, ни публицистика сами по себе не прельщали Вениамина Николаевича. Вениамин Николаевич метил в министры.
— Однако вы хорошо изучили его, — не удержался Синев.
— Не сразу, конечно. У него поразительная способность тонко чувствовать малейшие колебания почвы под ногами. Так он, в отличие от других, первым из всего министерства вызвался поехать на работу в совнархоз. Он всегда и всюду выглядел энтузиастом-добровольцем. Но тут ему не повезло: вместо высокого поста предсовнархоза он был назначен на скромную (по его масштабам) должность начальника строительного управления. Отступать было поздно, и Вениамин Николаевич, переселившись из Москвы на Урал, начал все сначала. Я, признаться, раньше не подозревал, что он умеет начинать все сначала. Если у него и дальше так пойдут дела, то он еще наверстает упущенное время.
— Не надо, Игорь Петрович, преувеличивать силы таких людей.
— Я не преувеличиваю. Но вы, может быть, и не догадываетесь, что уважаемый заместитель председателя совнархоза ходит уже в героях. Геологи готовы поделить с ним даже славу своих открытий. Не ровен час, Вениамин Николаевич снова попадет в лауреаты. Что, вы не согласны со мной, Василий Александрович?
— Вы лучше знаете его. Однако наше время демаскирует таких. А по открытой цели бить легче, это уж я знаю по собственному опыту.
— Мне сегодня понравился ваш разговор с Зареченцевым. Я представлял вас сердитым, неуживчивым, ворчливым отставником, которому все не так да не этак. В любом учреждении, в том числе и в нашем, есть свое к о р и д о р н о е общественное мнение: вот и я очутился под его воздействием. Коридоры часто бывают влиятельнее кабинетов! — посмеиваясь, добавил он.
— Верно, коридорные еще не перевелись, — сказал Синев, опять притормаживая «газик» перед встречной машиной, которая, отчаянно сигналя, требовала уступить дорогу.
Мимо них, не сбавляя скорости, промчался вездеход с приподнятым ветровым стеклом. Пронзительно блеснули золотые блики на плечах Витковского.
— Кто это? — заинтересовался Игорь Петрович.
— Директор совхоза.
— А, слыхал. Рассказывают, что боевой товарищ.
— Боевой, — коротко отвечал Синев, думая о том, куда же это он собрался в полной парадной форме.
На горизонте расплывчато вырисовывались белокаменные многоэтажные дома, над ними прочерчивались летящие в небе стрелы кранов, и, надвое перерезанный тонкой струей марева, висел в воздухе цилиндр водонапорной башни. А южнее проступали контуры замка, обнесенного колеблющимся валом, — но это уже был мираж.
— Так, значит, вы артиллерист? — спросил Игорь Петрович.
— Да, всю жизнь копаюсь в. земле. И здесь тоже попал на нулевой цикл.
— Судя по размаху земляных работ, почерк у вас действительно артиллерийский.
— Не перехвалите, разучусь расписываться.
Когда они подъезжали к «Никельстрою», справа от большака, на берегу протоки, показался могильный холмик. Игорь Петрович пожелал остановиться.
«А Зареченцев, наверно, и внимания не обратил», — подумал Синев.
Его спутник снял шляпу, стал читать высеченную на камне надпись. Рядом была другая могила, сплошь укрытая живыми цветами, которые еще не успели завянуть.
— Вот уже и кладбище, — задумчиво произнес Игорь Петрович.
Пришлось коротко рассказать ему, одну за другой, две печальные истории. В прошлом году приехала на стройку девятнадцатилетняя выпускница геодезического техникума. Умная, работящая, милая, — словом, из тех, которые в девушках долго не засиживаются. И приглянулась она комсомольскому секретарю, тоже геодезисту по образованию. Это была первая свадьба на стройке. Но не повезло технику Нине Рыжовой: заблудилась в пургу в степи; искали ее всю ночь, во всех концах, а утром нашли мертвую рядом с автобазой. Это была первая смерть на стройке. И совсем недавно погиб славный парень из бригады коммунистического труда: сорвался с трапа, упал на штабель железобетонных плит.
— Стройка и кладбище — что может быть более несовместимым? — сказал Игорь Петрович.
...Не дожидаясь Синева, Братчиков открыл внеочередную планерку. Когда Синев вошел в кабинет управляющего, Зареченцев недовольно покосился на него.
— Почему опаздываете?
— Я не знал, что будет совещание. Мы с Игорем Петровичем заезжали по пути на кладбище.
— Что за поминки в рабочее время?
— Почему же не почтить память жертв несчастных случаев?
— Жертвы, жертвы! Без жертв строить нельзя!... — повысил голос Зареченцев. — Продолжайте, — круто повернулся он к Братчикову, прерванному на полуслове.
Синев вспомнил первые встречи с ним: каким мягким, добрым интеллигентом выглядел он тогда, — не то что прикрикнуть, грубого слова не скажет никому. И вот совсем другой человек: глаза гневно сужены, тонкие губы плотно сжаты.
Разговор шел о проекте обжиго-восстановительного цеха, который будет работать на концентратах кубинской никелевой руды. Зареченцев все время старался держать нить разговора в пределах технических вопросов, желая дать почувствовать ему, Синеву, что он здесь абсолютно лишний.
Вечером, проводив всех с рейсовым самолетом, Братчиков и Синев остались наконец вдвоем. Они шли с аэродрома напрямую, по целине.
— Все дуешься? — спросил Братчиков, приноравливаясь к мерному шагу Синева.
— Мое дело диспетчерское: дуйся не дуйся, а команду выполняй.
— Кто старое помянет, тому глаз вон! Не дуйся, давай мириться. Спасибо, что выручил, без твоей помощи я не скоро бы избавился от этого принудительного ассортимента в виде «Асбестстроя».
— Зря рассыпаешь благодарности. Я все равно скажу тебе всю правду. Говорить сейчас или потом?
— Давай сейчас.
— Верно, я горячился, когда упрекал тебя во всех грехах смертных. Если бы ты принадлежал к тем
