государеву службу.
Но в сравнении с этим «Судебником» «Соборное Уложение» 1649 года делает огромный шаг вперед: оно знает три основных класса общества: служилые люди, уездные люди и посадские люди.
Кроме них, примерно тысяч двести московитов относятся к духовенству. Это сословие имеет совершенно особые права и обязанности, это никак не слуги государства.
Внутри трех основных сословий и между ними «оставались промежуточные, межеумочные слои», которые «не входили плотно в их состав и стояли вне прямых государственных обязанностей, служа частному интересу»[41].
Это холопы, которые тоже очень не одинаковы. От «вечных» холопов, почти что рабов, до холопов на время, жилых холопов, кабальных, задворных, и даже боевых: лично не свободных воинов, становившихся вольными после смерти хозяина.
Это вольногулящие люди, или «вольница»: люди, которые не находились в зависимости от частных лиц и в то же время не были вписаны в государевы тяглые волостные или посадские общины.
Это архиерейские и монастырские слуги и служки.
Это «церковники», то есть дети духовенства, ждавшие или не сумевшие найти себе места, кое-как кормившиеся около своих родителей или родственников; или это вполне взрослые безместные попы.
Приходится сделать два интереснейших вывода.
1. Общество «кондовой» допетровской Руси оказывается крайне пестрым. В нем сосуществуют множество групп, которые различаются по своим правам и обязанностям, по степени своей свободы и по богатству.
2. Если произвести простейшие рассчеты, то получится интереснейшая цифра: в XVII веке из 12 или 14 миллионов московитов не меньше пятисот тысяч НЕТЯГЛЫХ и НЕСЛУЖИЛЫХ людей (если считать с духовенством).
Стоит добавить к этому числу еще и полтора миллиона свободных сельских обывателей — черносошных крестьян. Итого — два миллиона лично свободных людей в стране, которая, казалось бы, должна до мозга костей быть пропитана холопством и где, по официальной версии, вообще нет и быть не может свободных людей.
Почему-то даже величайшие историки XIX века совершенно игнорировали эти факты. СВ. Соловьев вообще не замечает этого явления, В. О. Ключевский упорно говорит о «чисто тягловом» обществе Московии XVII века… Хотя приводимые им же самим факты и цифры неопровержимо свидетельствуют — нет, общество Руси этого времени уже вовсе не «чисто тяглое».
Я лично вижу тут только одну закономерность: достаточно признать, что весь XVII век шла ломка традиционного уклада, труднейший отказ от привычнейших стереотипов, пересмотр всего национального сознания, и тут же не оказывается места для важнейшего мифа: о «чисто тяглой» Руси, о ее приверженности к рабству и холопству.
Российская империя XIX века
Малоизвестный факт: освобождение крепостных Александром II в 1861 году коснулось всего 28 % населения Российской империи. Причина одна — остальные крепостные давно уже были освобождены.
А многие регионы России вообще не знали рабства, холопства, крепостного права. Ни в каких формах. Никогда. Такова Сибирь, от Урала до Тихого океана. Когда правитель Русской Америки Баранов спросил у одного охотника, хочет ли он вернуться с Аляски в Россию, тот замотал головой:
— У нас на Аляске бар нету…
Коротко и ясно.
Таков русский Север от Ярославля и дальше до Архангельска и Мурманска. Общественный строй Севера XV–XVII веков мало отличался от общественного строя стран Скандинавии.
Такова Новороссия — 500 тысяч квадратных километров теплой черноземной земли в Причерноморье и на Северном Кавказе, отвоеванных в середине — конце XVI11 века.
Эту динамичную, теплую землю, одно из месторазвитий русского капитализма, очень любил А. Куприн. Случайно ли?
Даже не хочется подробно писать про земское самоуправление, частную собственность, реформы Столыпина, думскую Россию 1905–1913 годов. И писали об этом частенько, и времена уж очень близкие, известные.
И это все — русские
Зачем я написал эту большую главу?
Уж конечно, не для того, чтобы доказать — не было в русской истории жестокости, деспотизма, подлости низших, отвратительного измывательства высших. Было! Все было, господа!
Но, во-первых, было вовсе не только в одной русской истории…
Мейссенский фарфор известен во всем мире. Вот история фарфора известна меньше… Создал его Иоганн Фердинанд Бётгер в начале XVIII века. В 1710 году в Мейссене начала работать первая мастерская. А чтобы мастер Иоганн не мог создать вторую мастерскую, саксонский герцог Август велел посадить мастера в тюрьму. На всякий случай. Чтобы не было конкуренции.
Герцог вовсе не был таким уж садистом. Он велел хорошо кормить мастера, давать ему все, что попросит.
Свидания с женой? Пусть хоть переселяется к супругу. Свидания с друзьями? Без вопросов. Надо только хорошенько обыскивать посетителей, чтобы не принесли чего неподходящего. Никаких предметов, с помощью которых мастер сумеет бежать.
Герцог часто приходил к мастеру, вел с ним долгие умные беседы, показывал себя чуть ли не другом. Но из заключения не выпускал. Мастер умер года за два до смерти герцога в своей комфортабельной тюрьме.
Мораль проста: не надо считать самодурство, произвол и жестокость откровением русской души. Римская империя жила в режиме рабовладения явно без русского влияния.
А во-вторых, и это самое главное — на Руси было много чего.
За тысячу двести лет русской истории перед нами возникли совершенно разные, иногда прямо противоположные типы русских людей.
Древляне режут полян, сжигают их города… Они русские.
Ученые из Петербурга создают Периодическую таблицу элементов и учение о биосфере. Тоже русские.
Буйные новгородцы выгоняют не потрафившего князя. Русские, русский обычай.
Выезжает на кривые улицы Москвы не то царь, не то хан, и все встречные-поперечные бросаются ниц, физиономиями в грязь. И это — русские, что тут поделать!
Московские дьяки вымогают взятки у просителей. Русские.
Помещики отпускают на волю крепостных без выкупа. Тоже русские.
Франциск Скорина переходит в католицизм. Он русский.
Протопоп Аввакум требует сожжения живыми всех, кто пляшет под музыку. Пусть сумасшедший, но русский.
Нестеров пишет картину «Философы»: Павел Флоренский прогуливается вместе с Сергием Булгаковым, они тихо беседуют о чем-то. Русский художник изображает русских философов.
Порой русские даже встречаются, спорят, воюют как представители разных укладов, направления развития, государств.
Вот русская шляхта, буйная феодальная вольница, стоит у престола выборных польских королей. И с отвращением смотрит на дорогих сородичей, прибывших из далекой, дикой, слишком холодной Московии. На
