– Ну так почему бы вам не ударить в бубен и не вызвать каких-нибудь эфирных духов или во что вы там верите…
Ягер с интересом посмотрел на Артура.
– Все вам мало, как я погляжу. Вам мало этого арабо-мусульманского бестиария, вам еще подавай эфирных духов. Вы меня пугаете, Артур. Вы даже не понимаете, в чем ваша сила.
– В чем же?
– В атеизме, конечно. В вашей вере.
– Атеизм это не вера.
– Вера, вера. Самая надежная, потому что подразумевает полное безверие. Понимаете, в чем удобство? Нет возможности ошибиться. Вы ни во что не верите. Вам сам черт не брат, вам не страшны тролли, и гремлины не ломают двигатели ваших самолетов… Это же так удобно – ни во что не верить. Так сохраняйте ваш якорь, держитесь его, может быть, эта мистическая канитель вас и не затронет.
– Почему именно меня?
– Потому… Это же не просто драка, не просто экспедиция. Это нечто большее.
– Что, например?
– Мы идем в мир, где веками верили в Аллаха, в его ангелов, в его пророков. Вокруг этих мест, вокруг Зеркала имеется огромный наговоренный потенциал, который складывался поколениями. Многими поколениями. Вы представляете, какого уровня эта вещь? Вы можете себе представить?
– Нет, – честно ответил Фрисснер.
– Это предмет, который ведет свою биографию от Сотворения мира, если не всей Вселенной. А мы лезем сюда со своими идиотскими техническими игрушками…
– Ну, пока они нас спасали.
– Вы так думаете? После всего? После Богера? Мы здесь только потому, что нас пустили. Я не спал… Я думал, почему мы все-таки дошли, почти дошли, до этого места? Почему профессор, отец нашего очкарика, добрался до этих мест? Почему мы добрались и наверняка не одни мы… но никто, никто не смог овладеть этим предметом?! Вы не знаете?
– Нет.
– А я думаю, что знаю… Я понял… Зеркало! Вот ответ!
– Я вас не понимаю, Людвиг. Мне кажется, сейчас слишком поздно для подобных изысканий в сфере теософии.
– Хм, вы забавный. А какое время для теософских изысканий наилучшее, нежели ночь? Вы поймите меня, Артур, может быть… Может быть, я не прав, тогда поспорьте со мной!
– Вас что-то мучает?
– Да, меня мучает вопрос.
– Какой?
– Почему многие видели его, но никто никогда не владел им?
– У меня нет мыслей по этому поводу… – попытался отговориться Фрисснер, но Ягеру уже не был важен его ответ.
– И мне кажется, я нащупал ответ, Артур… Зеркало так называется не зря. Зеркало… Понимаете? Оно отражает! Оно отражает…
– Кого? Иблиса?
– Нет. Оно отражает нас с вами! Потому что именно в нас заключена та степень зла, которая не дает этому миру жить спокойно. Знаете Коран? Там есть такие строки: «Поклонитесь Адаму!» И поклонились они… Все, кроме Иблиса. Это было сказано Аллахом. Он велел своим ангелам поклониться роду людскому.
И поклонились все, кроме Иблиса Я долго думал, почему? Почему он не поклонился? Из пустого тщеславия? Из-за того, что сам метил на божественный трон? И я понял… Когда увидел черта… Понял. Иблис не мог поклониться сам себе… Мы и есть Иблис! Зло, разрушение…
– Это плохо? – Фрисснер почувствовал, как глаза наливаются тяжестью. Бессонница наконец стала сдавать свои позиции.
– Плохо? Нет… Как может быть плохо разрушение? Без разрушения нет созидания. Без уничтожения старого и мертвого не может расти новое, молодое. Человек – это прах, он пришел из праха и в прах обратится, но зачем? Чтобы снова восстать из праха, обновленным. В своих детях… Так и мир… Он рушится нашими руками, но восстанавливается. Другим, измененным, может быть, даже незнакомым. Совершенно не знакомым для нас, разрушивших его… Но нам-то будет все равно, мы разрушим мир, и сами падем вместе с ним, это… Это почетно, Артур, вдумайтесь! Это трагедия, мощная, красивая трагедия! Вагнеровский размах… Человечество – это Иблис. Вот почему нас так тянет Зеркало.
– Почему?
– Это же просто… Ни одно существо, нацеленное на разрушение, не сможет выдержать собственного лика, истинного лица! Оно падет от своего оружия, падет так, что уже не поднимется. Это будет апофеоз разрушения! Уничтожение границ, баланса сил между хаосом и порядком! Рагнарек! Битва Богов!
– Вы грезите о Валгалле?
Ягер остановился и внимательно посмотрел на Фрисснера.
– Знаете, Артур, что я вижу в вас?
– Что?
