– Не супермен и не мутант, Птахин. Просто нужный нам человек. И теперь думай, хочешь ты и дальше лазить по закоулкам, пока не прирежут или не сядешь, или ухватишь за хвост птицу-удачу.
– А что за птица? Понимаете, товарищ Старостин, я на своем веку уже много раз эту удачу за хвост хватал, а она, сволочь, мне в ладошки обсиралась.
Старостин радостно засмеялся.
– На этот раз всё серьезно, – сказал он. – Работа для тебя привычная – идти-стрелять, компания, надеюсь, подберется хорошая... Готов?
– Готов, – сказал я самым честным образом. – Почему бы и нет.
5
Шел холодный крупный дождь.
– Полезайте вон в кузов и сидите там, – велел сопровождавший нас круглоголовый прапорщик. – А я покамест пожрать спроворю в дорогу. Обещали тут подкинуть от щедрот мериканьских.
Грузовик был что надо: армейский «Урал», только-только со склада, резина чернущая, сам зеленый, блестит... На консервации, видно, стоял, ни украсть, ни пропить не успели. В затентованном кузове, куда я забрался, спал на груде пустых мешков какой-то старлей, рядом валялись пустые винные бутылки. Я понюхал горлышко – старые, нечему и некому завидовать, после чего немного распотрошил постель спящего старлея и устроил себе уютное сиденье.
– Ну-ка, подвинься, – сказал влезший следом за мной спутник, угрюмый блондинистый парень.
Я принципиально не стал двигаться, хватает места. Он покашлял, подвинул старлея и сел рядом. Тот даже не проснулся, видно, совсем был убитый, хоть и бутылки не его.
– Костик, – сказал блондинистый, протягивая руку.
Везет мне на Костиков. В ментовке – Костик, на войне – Костик... Я тоже представился.
– Куда едем? – спросил он.
– На муда, – сказал я.
– Так. Значит, тоже не знаешь. Может, он знает? – Костик кивнул на храпящего старлея.
– А ты разбуди, – посоветовал я, высморкавшись. – Он тебе объяснит.
– Ладно, сейчас прапор придет, у него и спросим.
Прапора носило где-то довольно долго, я даже успел задремать, пригревшись в мешках. Наконец он забрался в кузов и радостно сообщил:
– Живем! Жратву принес и даже вон что!
С этими словами он помахаллитровой флягой.
– Спирт? – осведомился Костик.
– Самогон, – покачал головой прапор. – Но крепкий – сил нет! А в сумке – консервы и хлеб.
Действительно, там лежали натовские консервы и ихний же консервированный хлеб в целлофане. Мы откупорили наугад по банке – мне достались сосиски, Костику – что-то мясное с соусом чили, а прапору – спагетти с фрикадельками – и начали хавать, глотнув по разу из фляжки за грядущее счастливое отбытие. Тут как раз загудел мотор, и наш «Урал» поехал в неизвестность.
– Предчувствую вопросы, – сказал прапор, жуя и чавкая. – Звать меня Коля, а куда едем – говорить не велено, да и сам не знаю ни хренатушки. Бумаги подписаны, указания получены, остальное на месте скажут.
– Хоть не на мыло? – лениво поинтересовался Костик.
– На мыло и без вас народу хватает, хоть бульдозером соскребай.
Самогон и впрямь оказался крепкий, и меня здорово повело. Я пристроился возле старлея, укрылся ватником и под шелестящий по тенту дождь незаметно уснул.
Проснулся я, когда уже светало. Внутрь сквозь щели просачивался серый сырой свет, рядом, раскинув руки, храпел всё тот же старлей, поодаль – прапор. Костика не было видно, мотор молчал, машина не двигалась.
Я встал, сделал несколько простеньких упражнений для разминки и полез наружу.
«Урал» стоял прямо на дороге, разбитом бетонном шоссе. Поодаль на обочине страшно чернел обгоревший БТР, еще дальше торчал хвост сбитого самолета – кажется, «мираж». Поди ж ты, аж в зону активных боев въехали! Бывал я тут, бывал…
Костик деловито мочился на колесо и встретил мою появившуюся из-под тента рожу радостным возгласом:
– Ты смотри, в какие гребеня нас загнали! – И спел: – А я люблю свои места родные, свои родные… бля... какие-то там места!
Я спрыгнул на бетон и обошел машину. Вокруг были только поле и дорога. Из кабины высунулся водитель – мужик лет сорока – и спросил:
– Курить нету?
– Откуда у меня курить... – развел я руками. – А что стали-то?
– Провожатого ждем. Подъедет щас провожатый. Сказали, возле знака сорок девятого километра стоять.
