стенке. – Если за нами кто-нибудь идет… Я тут…
Выглядит он плохо… Как еще может выглядеть человек, попавший под пулеметную очередь?
– Сколько до этажа Тодзи? – спросил я, воспользовавшись короткой остановкой.
Все проверяли оружие. По сторонам полетели отстреленные, пустые обоймы. Костя с сожалением отставил к стене гранатомет, который уже исчерпал себя и заслужил отдых, достал из кобуры «кольт», критически посмотрел на меня и сказал:
– Ты ж только что сказал, что следующий этаж сто.
– Да?.. Когда это я ухитрился?
– Да сразу перед тем, как мы сдуру на эту точку вылетели…
Мне сразу вспомнился кусочек беспамятства, в который я недавно погрузился… Вот как, значит…
Они ждали нас перед высокими дверями из темного дерева.
Пятеро в черных деловых костюмах. Смотря строго перед собой, слепо повинуясь этикету. Короткие «хеклер-кох» расширенной модификации смотрят в пол. Одинаковые автоматы и одинаковые люди. До последнего волоска… Словно в зеркало смотришь.
Еще пятеро таких же вышли за нашей спиной.
– Клоны… – тихо произнес японец, что стоял позади. И добавил что-то рычаще-гортанное.
Те, что стояли у дверей, вытянулись и застыли.
Только пять секунд длилось молчание…
А потом десять рук синхронно поднялись и, как единый механизм, вдавили курки. Десять свинцовых болванок девятого калибра с визгом резали воздух. И еще, и еще…
Под перекрестным огнем наш отряд рванул в разные стороны. Кувыркаясь по полу, я видел, как вперед выдвинулась тройка негров от мистера Мбопы. И слитная дробь десяти стволов вмиг рассыпалась, сорвалась на разнобой. Четверо клонированных бойцов коротко дернулись и выронили плюющиеся смертью пистолеты. Вскрикнул Эйб, выгибаясь в странном танце и еще в воздухе получая свою порцию пуль. И Том, поскользнувшись в крови, обхватил руками простреленную грудь. Только третий, с труднопроизносимым именем, все стрелял… Стрелял… Пули лепились в стену, в пол… Рикошетили, не желая просто так окончить свой короткий полет… Я понял, что третий умер еще до того, как у него кончились патроны.
Эти трое спасли остальных, когда, ни на секунду не задумавшись, подставились под выстрелы. Шестеро оставшихся японцев бросили опустошенные «хеклер-кохи» на пол, одновременно вытащили короткие клинки с хищно изогнутыми лезвиями. Быстрые, как акулы…
От оружия было мало толку. Шестеро японцев потеряли только одного после нашего совместного залпа. Потом началось месиво.
Первым на клинок натолкнулся Бабуин. Упал. И через него просто переступил японец в черном костюме и забрызганной кровью белой рубашке. Но встал Бабуин, размазывая кровь по куртке, ухватил одной рукой за кадык, а второй упер в спину ствол своего «стечкина», прогнул клона назад… и фонтан пуль пробил навылет белую рубашку японца.
Мартин, проскользнув вдоль клинка, делает плавное, словно бы толкательное движение, и его руки оказываются где-то внутри японца.
Отбивает удары Шептун, орудуя руками, ставшими вдруг похожими на большие, очень длинные ножи.
Славная компания подобралась…
Когда все кончилось, я увидел над головой небо. Чуть затянутое облаками. Солнца нет. Нас окружает лес.
Словно бы и не я это вижу, а сторонний наблюдатель.
Тропинка ведет через песок, аккуратно уложенный специальными граблями. В песке лежат поросшие мхом камни. Каждый камень обнесен песчаной волной. Посреди песчаной поляны – площадочка. Небольшая. Только один или двое могут уместиться на ней…
Черные волосы схвачены в хвост. В глазах не прочтешь ничего, кроме спокойствия. И достоинства.
Сидит прямо. На столике перед ним нож, бумага и маленькая коробочка.
Напротив стоят пятеро, залитых кровью. И еще один лежит, он не в силах стоять, потому что у него в груди очень глубокая рана и держится он только за счет того, что кибер. Глаза его все безразличнее и безразличнее…
– Дерьмо… – хрипло произносит Костя.
И все рушится.
Я понимаю, что над нами голографический потолок и вокруг нас трехмерная голограмма… Только песок настоящий, и камни, и столик, да еще человек за этим столиком.
– Кто примет у меня дела? – Голос Тодзи глухой, сильный.
К столику идет японец из тех, что были присланы нам от гурэнтай. Он шел всегда чуть позади первого, умершего с гордостью вассала, принимающего смерть за господина.
Вот он аккуратно и церемониально садится.
Мы лишние тут. Мы лишние. И это понимают все… Кроме, наверное, парня с именем Бабуин. Потому что он уже мертв, и искусственная начинка не в состоянии удержать ускользающую жизнь.
Мы лишние…