Вопрос был не ко мне, а к Константину Таманскому, который стоял позади меня.
– Шеп, где Артем? – Это уже Костя.
– Хороший вопрос, Таманский. Очень хороший вопрос… – Шептун махнул куда-то в сторону.
Но я и сам увидел его.
Он сидел на краю обрыва, вытянув вперед руки. И улыбался. Я в жизни не видел ничего страшнее этой улыбки.
– Что ты с ним сделал? Сука!!!
И мы с Шептуном покатились по траве…
Разнял нас Костя Таманский. Как ему это удалось, я так и не понял. Но удалось. И теперь мы сидели на земле, как два подравшихся ребенка.
Шептун говорил, а я, почти не слушая его, смотрел на Артема… На его неуверенные движения, на улыбку, которой никогда у него не видел, на взгляд, каким он никогда не смотрел на меня. Я рассматривал его и ясно понимал, что случилось то, чего я предположить не мог. И поправить тоже не мог. Перед этим бессильно проклятое человечество, в делах которого я так глубоко погряз. А вот он нет. Его не засосала людская трясина, не втянула, не растворила в себе, подчиняя и обрабатывая… Именно это и притянуло меня к нему. Его самоубийственная необычность. Оторванность от всех.
– Что ты сказал? – спросил я Шептуна.
– Когда именно?
– Последнее…
– А… Я сказал, что Алмазные НЕРвы – это просто ворота. С тонким механизмом открывания. Скажем, на нас с тобой не сработает. Просто не будет работать – и все. А вот на него…
– Сработало, – докончил за него я.
– Ага… Только… – Он замялся. – Сработало, как я понимаю, в оба конца. Теперь он там, а… ЭТО здесь. Ты бы присмотрел за ним. Тебе вроде как привычней… – И Шептун кивнул в сторону того, кто сидел на краю обрыва, неуверенно пробуя руками воздух.
Я встал. Ко мне тотчас подскочил связист и зашептал на ухо. Я кивнул.
– Шеп, по поводу систем безопасности корпорации «Ультра Якузи» можешь не беспокоиться. – Никогда бы не подумал, что мой голос может быть таким сухим. – Штаб-квартиры корпорации только что уничтожены с орбиты. Согласно официальному заявлению, это террор. Некая промышленная террористическая организация временно подчинила себе боевой спутник. И воспользовалась этим для уничтожения штаб- квартир корпорации соперника. Ведется следствие.
– Значит, не врал… – непонятно кому сказал Шептун, а затем обратился к Таманскому: – Слушай, что ты подменил оригинал НЕРвов на муляж, я понял, но зачем ты мне наплел про то, что их два?
– Пьяный был… Да ты бы и не взял без этого… – устало отозвался Таманский.
– А почему я никогда не видел, как ты с картами управляешься? И зачем тебе все это было нужно?
– Без понятия… – тем же тоном произнес Костя. – Теперь уже без понятия.
Я сидел около него. Около этого самого близкого и абсолютно недосягаемо далекого от меня человека. Я даже не знал, любить его или ненавидеть. Что такое человек? Где прячется его душа? И есть ли она? Разве наша жизнь не самая ржавая, грязная, поросшая водорослями цепь случайностей? И если это так, то где тот якорь, к которому она ведет?
Он протянул руку вперед. Повел ею вверх, вниз… Задрал голову и произнес таким знакомым мне голосом:
– Ветер. Больше ничего.
50. Я из Зеленограда
Эпилог
Маленький человек спросил меня:
– Кем он стал?
Почему-то он облек вопрос именно в такую форму. «Кем». Я сразу понимаю, о ком он говорит.
Я задумался. Это было совсем не похоже на то, чем это было раньше. Думать по-другому так странно, так необычно.
Я задумался и провел ладонью по лицу. Тоже необычно. Такое разное. Кожа и ветер.
Ответ пришел сам по себе, словно бы он был оторван от процесса мышления. К ответу прицепились нужные слова. Понятия. Разум тела подсказал их, вытащил из словаря, составил в предложения.
– Он стал богом. Понимаешь?
– Нет, – ответил маленький человек.
– Каждый из нас привязан к чему-то конкретному в материальном мире и к чему-то в Виртуальности. Каждый. И этим мы похожи на вас. А он… А его нет. Он не привязан, он свободен, он – это сама Виртуальность. Отныне и вовеки. Мы связаны с его волей так же, как и он связан с нами и одновременно свободен от нас. Но не мы от него. Он бог. Он свободен от всех и связывает всех воедино. Понять это невозможно, как невозможно понять сущность Бога. Можно представить все, что угодно, но все будет неверно.
Маленький человек рядом со мной глубоко вздохнул. Я тронул его лицо рукой…
