– А что за митинг?
– Да так… Чистые. Эта шкура у них лидер, оказывается. Чуешь, чем пахнет?
– Горелым! – воскликнул Тройка и кинулся к плите.
На кухню вошел Мартин и тихо сел у моих ног. Обнял икру одной рукой и положил голову мне на колено. Он молчал, и я сквозь тонкую майку ощущал, как бьется его сердце. Быстро, сильно…
– Ты очень жестокий мальчик, Мартин, – сказал я тихо.
Мартин не ответил.
– Значит, так! – Тройка закончил возиться с плитой. – Тема такая, чуваки, есть план. Ты с нами?
Последнее адресовалось мне.
– С вами… Куда же я денусь. И так в дерьме по самые уши.
– Есть простой, но надежный план. Блин, вы так смотритесь, что я сейчас заплачу от умиления.
– План чего? – спросил я, игнорируя его последнюю реплику.
– План добывания Алмазных НЕРвов!
– У якудза? Простой и надежный?
– Да! – Тройка пришел в свое нормальное состояние и стал буен. – Будите Болтуна, буду излагать!
26. Константин Таманский.
Независимый журналист.
Пластический хирург оказался благообразным пожилым мужчиной с внешностью скульптора. Строго говоря, он и являлся в своем роде скульптором.
Двадцать первый век для медиков оказался неприбыльным. Даже Нобелевок по медицине в последнее время не вручали. Время гениальных хирургов прошло, потому что лазерный скальпель в руке робота никогда не дрожит. Время гениальных диагностов – и подавно, потому что японские мудрецы изобрели хитроумные шкафы, в которые достаточно на секунду залезть, чтобы узнать все свои хворобы. Лекарства от новых болезней, правда, кому-то приходилось создавать, но лавры доставались химикам, нежели медикам. Конечно, Кунико и Хирохиса свои премии за лекарство против рака получили, но на этом триумфы медицины закончились.
Вот и осталось прибежище талантам – пластика и другие мелочи.
– Валентин Александрович, – учтиво сказал Бакалавр, он же Лева Вальчиков. – Мы пришли к вам с миром. Поэтому не будем устраивать игру во врачебные тайны. Договорились?
– Договорились, – с сожалением кивнул хирург
– Тогда расскажите нам без обиняков и без утаек, кому вы сделали пластическую операцию… э-э… ровно двенадцать дней назад.
– Не думаю, что моя информация будет полной, – сказал хирург. – Человек мне не известный, обратился по объявлению в газете. Как сейчас помню, интересовался изменением формы носа. Я назначил прием, он пришел.
– Один? Он был один? – спросил я.
– Совершенно один, притом чего-то сильно боялся. Оглядывался. Спросил, выключен ли видеофон. Потом попросил изменить ему внешность. Знаете, он, по-моему, еще и наркоман. Причем очень и очень давний.
– Как он выглядел до операции? У вас явно остались файлы в компьютере, вы же моделировали форму лица и прочее… Не советую врать, Валентин Александрович.
Вальчиков говорил спокойно, но внушительно. А хирург явно почитывал криминальную хронику и знал, что ссориться с организованной преступностью не стоит. Поэтому он едва не прослезился, когда сообщил, что у него стоит программа уничтожения специально для таких случаев и клиент проследил, чтобы программа сработала.
– Были, были файлы, – бормотал хирург. – И до операции, и после, и промежуточные снимки… Все пропало.
– Не переживайте так, Валентин Александрович. – Вальчиков встал с модного алого табурета на гравиамортизаторе. – Где ваша техника?
В операционной, отделенной от зала пластиковой прозрачной перегородкой, уютно мигала огоньками тошибовская система «Зевс». Очень дорогая система, к тому же, насколько я понимал в подобной технике, индивидуальной сборки.
Вальчиков тоже поразился и похлопал хирурга по плечу:
– Да вы, Валентин Александрович, профессионал! Вон какую штуку забабахали! Показывайте, где у вас тут система уничтожения файлов. И запомните: ничто в этом мире не пропадает бесследно.
– «Ничто на земле не проходит бесследно, и юность ушедшая тоже бессмертна…» – пробормотал хирург философски.
– Это что? – осведомился я.
– Знаете, я филофонист. Собираю песни прошлого века… – застенчиво улыбнулся хирург.
Еще бы, с его-то доходами. И позапрошлого можно начать собирать, если не прикончат.
– Сколько вам заплатил клиент? – поинтересовался Вальчиков, который уже вовсю копался в мозгах
