— Загадывать наперед не будем. Но и отчаиваться не следует. Видишь, о тебе помнят, рассчитывают на тебя.
Ровно через три недели с меня сняли гипс.
— Ну, — сиял Левенец, — бросай костыли!
Я бросил и… чуть не упал: разучился стоять, разучился ходить.
— Значит так, — приказал доктор, осмотрев ногу, — бассейн для разминки пальцев, ходьба босиком по траве, если сможешь — бег трусцой. Должен восстановиться! Верю. Надеюсь.
Вечером я позвонил в Москву Мышалову и все рассказал.
— Приезжай, — обрадовался он, — поскорее.
Моему энтузиазму не было предела. Конечно, нога еще болела при каждом шаге, я еще даже не прикасался к мячу и не пробовал бегать: боялся рисковать. Но я полагал, что самое страшное — позади.
Человек не может жить без надежды. Но как иной раз она обманывает наше сознание!
А пока я с Жанной и Адой Панкратьевной Лобановской — женой нашего тренера, сажусь в поезд и еду в Москву. Они как туристы тоже полетят в Испанию. В столице наши пути расходятся: отправляюсь на тренировочную базу в Новогорске. К ней подъезжаю на такси и те сто метров, которые мне предстоит преодолеть' самостоятельно до ворот, стараюсь идти так, чтобы даже намека не было, что я прихрамываю.
Первым меня увидел Саша Чивадзе — бросился навстречу, обнял, прижал к груди.
— Дорогой ты мой, как я рад, что ты уже здесь. Думаю, как же мы обойдемся без Лени — пропадем, а?
Собрались ребята. Рамаз Шенгелия смеется:
— Помнишь, как ты мне в Измире выдал мяч на голову и он влетел в ворота? Вот так мы и в Испании сделаем. Раз — и готово!
Бессонов, Блохин, Балтача расспрашивали о Киеве, словно год не были дома.
Команда готовилась к тренировке. Константин Иванович Бесков протянул руку, широко улыбнулся:
— Приветствую профессора передач, с приездом! Докладывай, как наши дела.
— Нормально.
Бесков рассмеялся.
— Толково. Все сразу стало ясно.
Пожимая мне руку, В. Лобановский сухо сказал:
— Все-таки хромаешь.
Заметил же! Я пожал плечами.
— Я уже бегаю.
На тренера это сообщение, видимо, не произвело впечатления.
— Ладно, посмотрим. Пока отдыхай.
На следующий день доктор Мышалов отвел меня в сторонку.
— Тебе придется пробежать пару кругов вокруг поля — как на экзамене. Очень прошу, не волнуйся, держись молодцом. Мне очень хочется, чтобы ты поехал с нами.
Я не сомневался в его искренности — он нам как отец. Получив приказание — побежал. Боль сразу дала о себе знать. Но я крепился изо всех сил. Когда остановился перед тренером, Бесков без слов подтянул штанину тренировочного костюма: больная нога заметно посинела. Лобановский отвернулся, ничего не сказал.
— Вечером обо всем поговорим, — вздохнул Константин Иванович.
Вроде бы ничего особенного не произошло, но мне стало не по себе.
Я стоял в холле жилого корпуса, у окна, и думал свои невеселые думы. Тут меня и нашел Мышалов. Его лицо было озабоченным. Он негромко сказал:
— Сам понимаешь… Трудно переубедить… Не хотят брать…
Кровь ударила мне в голову.
— Леонид, я еще поговорю… Побежишь еще раз…
— Нет! — отрезал я, пожалуй, чересчур резко.
— И все же…
— Нет!
Савелий Евсеевич отошел от меня, вышел на улицу. Мимо корпуса трусцой пробегал Блохин, и я увидел, как доктор остановил его. До меня долетели обрывки слов:
— Поговори ты… Может, тебя послушают… Надо убедить тренеров… Всего одна пробежка.
Олег пожал плечами.
— Тренеры сами знают, что делать…
Мне показалось, что сердце в груди остановилось. Что-то умерло во мне в эту минуту.
Вечером мне объявили решение: руководство команды очень огорчено, но считает, что лечение еще не закончено. Нужно вернуться в Киев и продолжать его. А спустя несколько дней…
Итак, я остаюсь дома, Жанна улетает. Собственно, она уже улетела. Ничего не подозревает. Будет встречать и… Что подумает?.. Для меня лично чемпионат мира уже закончился, я не увижу его. Злость сдавливала горло. Но я уже думал не о себе — о Жанне, о ее растерянности, когда она все узнает, о ее переживаниях…
В Киев я возвращался невеселый. И чем дальше поезд увозил меня от Москвы, тем тяжелее становилось на душе.
И тут, в эту бессонную ночь, я неожиданно для самого себя вдруг вспомнил о Жене Рудакове… Черт возьми, но он же восстановился!.. Почему же я скисаю, почему уже сдался, почему поддался панике!.. Если может один, обязательно сможет и другой!
Нет, я еще поборюсь!.. Нельзя столько лет жить мечтой, столько сделать для ее осуществления, пройти столько испытаний и отступить, спасовать перед обстоятельствами.
Нельзя!..
В Киеве я взялся за себя с максимальным напряжением: бассейн, массаж, бег, разными физическими упражнениями — даже понемногу штангой нагружался. Чувствовал — дело идет на лад. Конечно, столь быстрый выезд в Москву был неоправдан. Не зря ведь говорится: поспешишь — людей насмешишь. Теперь уже верилось, что обо мне не забыли, что возврат в Киев не был благовидным предлогом, чтобы деликатно высадить меня за борт корабля.
И вот звонок из Москвы — завтра вылетать в Испанию, все документы уже готовы, билет на самолет заказан. Ура, в путь!
…В столице меня встретили Никита Павлович Симонян и Валерий Филатов, футболист-торпедовец, мой товарищ. Пошумели, посмеялись и в аэропорт.
В тот же вечер, уже находясь в знойном Мадриде, я вместе с сотрудниками советского посольства смотрел матч ФРГ — Алжир и к своему величайшему изумлению стал свидетелем первой сенсации чемпионата — такой, о которой прежде и не подумал бы. Надо же — немцы проиграли.
На следующее утро прилетели в Малагу, где выступала наша группа. Жанна, озаренная лучами испанского солнца, была прекрасна. Она смотрела на меня странным, меняющимся взглядом, то в нем кипела радость, то застывал немой вопрос. Я все понял.
— Поживем — увидим, жена! Увидим!..
Увы, пас ждало самое большое за последние годы разочарование: уже первые попытки уложиться в тесты Купера, удары по мячу вызывали новые приступы боли в ноге, кожа на ней посинела. Проверка показала: разорвались волокна мозольной ткани, все-таки не выдержали. Чемпионат мира 1982 года на этом для меня как для игрока закончился. Но зато начался как для наблюдателя.
О ходе чемпионата мира, об отдельных его матчах в прессе писалось немало. И все же считаю необходимым вернуться к тем незабываемым дням.
Подобные состязания — особое событие в спортивной жизни. К ним готовятся долго и исподволь, стараются продемонстрировать все новинки, которыми за предшествующие четыре года обогатилась футбольная жизнь. Но самое главное, чемпионат мира — это смотр сил мирового футбола, самая большая
