— Неплохой выстрел, признаю… немного поспешный.
— Вы правы, — проговорил Жан, подходя со своими секундантами к противнику, — я поспешил… но в этом есть и ваша вина. Мне пришлось торопиться, ведь я имел дело с очень метким стрелком. Если бы в моем распоряжении оставалась еще хоть одна секунда, я не нанес бы вам увечья… Честное слово! Я не заметил ваш палец и весьма огорчен, что вам пришлось его лишиться. Клянусь, что не хотел причинить вам ущерб!
— Вы очень добры, — ответил полковник, чувствуя, что за этими сердечными словами скрывается ирония, вполне простительная, если учесть молодость Жана и его необыкновенный успех. — Одним пальцем меньше, одним больше… Это ничего! Но мне будет трудно продолжить дуэль.
— Вам должно быть известно, полковник, — твердо произнес Жан, — что третьего раза не полагается. К тому же мы в неравных условиях из-за вашего ранения…
— Пустяки. Я одинаково метко стреляю правой и левой рукой. Мне только хотелось бы немного изменить предложенный порядок.
— Говорите.
— Мы встаем на дистанции в восемьсот ярдов друг от друга. Сигнал остается прежним.
— Вы настаиваете на продолжении?
— Еще в большей степени, чем раньше, клянусь моим покойным пальцем. Я горю нетерпением проверить, сумеете ли вы повторить свой достойный восхищения выстрел с более дальнего расстояния.
Прежде чем Жан успел ответить, вмешался Жак и сказал полковнику, чью руку старательно перебинтовывал Боб:
— Если вы не возражаете, я займу место брата.
— Мне все равно. Вы, должно быть, тоже хороший стрелок.
— Я почти не уступаю брату, только характер у меня не такой добрый, и я не люблю разводить церемонии. Стреляю куда придется. Хотите иметь дело со мной?
— Я готов! — ответил полковник, и его серые глаза засверкали.
— Боб, — позвал ковбоя Жак. — Время не ждет. Надо скорее разделаться со всем этим.
Около двадцати минут ушло на разметку новой дистанции и расстановку секундантов. Между тем любопытство зрителей дошло до безрассудства, почти все разместились в непосредственной близости от дуэлянтов.
С расстояния восьмисот ярдов противники хорошо различали друг друга, хотя контуры фигур вырисовывались не так отчетливо, а цвета выглядели размытыми.
Сигнал раздался неожиданно для всех. Жак прицелился столь же быстро, как его старший брат, но перед выстрелом чуть помедлил. Затем дуло его карабина исчезло в облачке дыма, однако одновременно беловатая струйка поднялась и над плечом полковника. Противники действовали одновременно. Прошла секунда. Те, кто стоял возле Жака, отчетливо услышали страшный крик. В четырех метрах от метиса неосторожный зритель — один из золотоискателей — схватился за грудь, откуда брызнула кровь, и упал, дергаясь в конвульсиях.
Тут же раздались яростные вопли. Промах полковника стоил жизни одному из его самых горячих сторонников.
— Хорош мерзавец! Мы на него ставим, а он нас убивает! Ну, ты дождешься!
С противоположной стороны зрители также сгрудились, отчаянно жестикулируя и громко крича. Затем они бросились к Жаку узнать, что случилось, а навстречу им бежали разъяренные золотоискатели, готовые расправиться с незадачливым полковником.
— Что у вас? Что с этим полковником, будь он проклят?
— Мертв! Убит наповал… — задыхаясь, отвечали свидетели.
— Убит! Тем лучше для него! Мы потеряли деньги, но это не важно! Да здравствуют метисы!
Переменчивая толпа принялась аплодировать и кричать «Ура!», прославляя Боба, Жана, Жака и даже Франсуа, хотя тот еще не успел показать себя. От него ничего и не требовали, поскольку признали дело законченным.
Юноши с честью вышли из испытания. Их спокойная уверенность, сила и хладнокровие покорили головорезов, нанятых негодяем, чтобы убить их, и еще час назад требовавших смерти для всех четверых.
Однако нашелся тот, кого не устраивал подобный оборот дела, и его яростный голос перекрыл восторженные восклицания:
— Вы что, джентльмены? Вами крутят как хотят! Арра! Все короли Ирландии[95] покраснеют от стыда, если я допущу подобное! Бегарра! Этому не бывать, клянусь святым Дунстаном![96]
Взрыв хохота раздался в ответ на выпад Патрика О’Брайена, чей пыл был основательно разогрет джином.
— Что смеетесь? Разве я не имею права вызвать на смертельный бой юного мерзавца? И пусть смеется тот, кто смеется последним…
— Почему бы и нет? — рассудили джентльмены, охочие как до зрелищ, так и до новых пари.
— Вы согласны? — Лицо ирландца стало пунцовым. Он успел опустошить флягу, чтобы поддержать боевой Дух.
— Идет! Только не мешкай, пэдди, мы умираем от жажды, и нам давно пора навестить один из салунов.
— Теперь я сниму с тебя скальп, краснокожий подонок!
С неожиданным проворством выхватив нож, ирландец кинулся на Франсуа. Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди и глядя на врага с высокомерным презрением. Нападение было таким стремительным и неожиданным, что все мгновенно уверовали в неминуемую гибель молодого метиса. Только его братья не повели и бровью, вполне полагаясь на силу, ловкость и находчивость младшего.
В тот момент, когда острие ножа почти коснулось тела, Франсуа повернулся на каблуках, припал к земле и нанес ирландцу сокрушительный удар ногой в живот. Патрик покатился кубарем.
— Арра! Черт побери!
Поднявшись, он принялся с пеной у рта изрыгать самые причудливые и звучные кельтские ругательства.
Франсуа поджидал его, по-прежнему улыбаясь. Новый удар по ногам, и ирландец опять опрокинулся.
Толпа, крайне заинтересованная этими незнакомыми ей приемами борьбы, разразилась рукоплесканиями.
А Франсуа, достойный потомок французского моряка, начал молотить противника с таким остервенением, что бедный Патрик, забыв о ноже, даже не пытался сопротивляться.
— А! Ты хотел снять с меня скальп! — сказал наконец юноша. Он был бледен, но улыбка не сходила с лица. — Подожди же, я покажу тебе, как это делается.
Он повернулся к зрителям и спросил:
— Этот человек принадлежит мне, не так ли, джентльмены?
— Да.
— И я могу делать с ним все, что захочу?
— Он собирался оскальпировать вас… ответьте ему тем же! Его скальп, на что он годен! Рассадник вшей… и цена ему десять центов…
— Боб, дружище, — обратился Франсуа к ковбою, — не могли бы вы принести мне лассо?
— Вот то, что вы просили, Фрэнсис! — воскликнул Боб, обернувшись за одну минуту.
— Спасибо!
Франсуа без всяких усилий поднял притихшего ирландца и понес к перекладине, где обычно привязывали лошадей. Там он прикрутил Патрика к балке и достал нож.
Зрелище захватило всех. С замиранием сердца присутствующие ждали, что сейчас этот юноша, наполовину индеец, завершит сражение традиционным страшным финалом, подобно своим краснокожим предкам. Все сгрудились вокруг, чтобы увидеть, как брызнет кровь, и услышать скрип кожи под лезвием
