Гражданская война не признает никаких законов. Это ужасающая бойня, которая — увы! — не ведает паллиативов[28], привносимых в войну цивилизацией. Обезоруженный враг не может надеяться на пощаду, а раненый — на великодушие, хотя на первый взгляд кажется, что нет ничего более естественного и логичного, чем снисхождение к согражданам, если те оказались по разные стороны баррикад.
Насколько сокрушительной должна быть ненависть между членами одной семьи, если враждующие отказывают друг другу в том, что свято исполняется по отношению к чужим!
Высокий сержант принадлежал к числу тех безжалостных вояк, кто всегда готов поставить к стенке взятого в плен. Среди солдат тотчас обнаружились желающие привести приговор в исполнение.
Им не терпелось расправиться с «угольками».
— Позвольте нам похоронить отца, — с достоинством вымолвил Жан.
— Господи, помилуй мою душу! — завопил сержант, которому ударило в голову выпитое бренди[29].— Эти дикари еще важничают! Не стоит беспокоиться! Мы похороним всех в одной могиле, чтобы доставить вам удовольствие. — И с этими словами навел карабин на Жака, намереваясь разнести юноше череп выстрелом в упор.
Палец англичанина уже лежал на курке.
Внезапно какой-то человек в мундире ополченца, растолкав солдат, изо всей силы ударил по стволу. Пуля попала в ограду, и каменные осколки брызнули во все стороны.
— Сержант! — вскричал ополченец в негодовании. — Вы совершаете подлость!
— По какому праву вы мешаете вершить правосудие? — высокомерно произнес унтер-офицер.
— Вот именно! — подхватили голоса из толпы. — Это справедливый суд! Сержант поступает по закону.
Чувствуя поддержку, сержант продолжал с нарастающим гневом:
— Эти дикари разбойничают, грабят, поджигают, убивают, снимают скальпы…[30]
— Ложь! — вскричал нежданный защитник метисов. — Вам прекрасно известно, что эти люди даже на войне никогда не допускают бесчинств, какими славятся индейцы.
— Наплевать! Они наполовину индейцы… они восстали против законных властей! А ну, посторонись, приятель! Солдаты, огонь по этим подонкам!
Однако незнакомец, вместо того чтобы отступить, бросился к «уголькам», хранившим полную невозмутимость, и заслонил их своим телом.
— Что ж! — крикнул он в бешенстве. — Стреляйте! Убейте и меня вместе с ними! Но пока я жив, ни один волос не упадет с их головы.
Естественно, сержант не мог пойти на попятный. В Канаде, как, впрочем, и в других странах, ни один человек, облеченный властью, а в особенности унтер-офицер, никогда не потерпит посягательств на свой авторитет.
Великодушный порыв ополченца тронул нескольких солдат, но большинство держалось крайне враждебно по отношению к метисам. Незнакомец, опасаясь, что его оттеснят силой, тревожно оглянулся, ища поддержки.
Разглядев двух бегущих к нему сквозь дым и пламя человек, он радостно крикнул:
— Ко мне, Стивен! Ко мне, Питер!
— Эдвард! Эдвард Мидлтон… и наши метисы!
Они прорвались к другу сквозь толпу, успев задать только один вопрос.
— Что случилось, Эдвард?
— Что случилось? — с горечью переспросил тот. — Посмотрите на парней, которым мы обязаны жизнью… Их собираются расстрелять и говорят о каком-то приговоре! Сержант пьян или сошел с ума…
— Я выше по званию, и вы обязаны подчиниться! Приказываю…
— А я заявляю: дикари вы, а не они! Вы, победители, готовы убить беззащитных пленных! Вот какова ваша цивилизованность! Мне стыдно за английский флаг…
В толпе поднялся угрожающий ропот, но бесстрашный незнакомец, не обращая на него внимания, еще больше возвысил голос:
— Если вы не способны проявить гуманность, то будьте хотя бы справедливы. Только что, в разгар боя, старик, которого оплакивают сейчас его сыновья, захватил нас в плен. Их предали, они потерпели поражение… Но, вместо того чтобы выместить на нас законный гнев, они даровали нам свободу! И ни один, — слышите! — ни один из этих «дикарей» не выказал недовольства их великодушием. Теперь наша очередь. Я требую, чтобы им сохранили жизнь и свободу. Мы с друзьями ручаемся за них! Жизнь за жизнь! Пусть тот, кому недостаточно слова Эдварда Мидлтона, племянника и приемного сына генерала, прямо скажет мне об этом.
Твердый голос оратора, его благородство, уверенность в правоте, поддержка двоих товарищей, наконец, авторитет имени Мидлтона произвели должное впечатление.
Сержант, не смея больше перечить солдату, имеющему такого влиятельного родственника, вскинул на плечо карабин и удалился, бормоча сквозь зубы ругательства.
Вслед за ним стали расходиться солдаты. Вскоре «угольки» и трое англичан остались одни.
В едином порыве они бросились в объятия друг другу, а затем Мидлтон, желая как можно скорее покончить с тягостной сценой, сказал:
— Теперь можете спокойно проститься с отцом. Мы останемся с вами, чтобы никто не помешал. Отныне мы квиты. Но этого мало. Тем, кто научился понимать и уважать друг друга на поле боя, нельзя больше враждовать… Пусть на смену старым обидам придет искренняя и верная дружба. Вы согласны?
— Всей душой! — ответил Жан за себя и за братьев и протянул Эдварду руку. — Пусть наша дружба станет началом союза тех, кто сейчас исполнен ненависти. Пусть положит она конец проклятой войне, которая принесла столько горя!
Часть первая
МЕСТЬ ЗА ОТЦА
ГЛАВА 1
Первого июня 1885 года, через три недели после описанных событий, город Гелл-Гэп стал местом невиданного паломничества. Гелл-Гэп — иначе, Адское ущелье — это один из крайних форпостов Дикого Запада. В то время он располагался на уровне 99° западной долготы и 48° северной широты, в пяти километрах к северу от озера Дьявола на реке Мовез-куле.
Не пытайтесь найти его на карте по указанным координатам. Он пережил несколько периодов бума[31] и антибума, дважды выгорал дотла, а затем переместился на 10 лье[32] восточнее. Ныне его название — Город у Озера Дьявола — Девлз- Лейк-Сити.
Итак, начиная с 1 июня 1885 года Гелл-Гэп — прежде небольшой временный лагерь или, попросту говоря, нагромождение палаток и деревянных лачуг — начал расти, будто река во время паводка.
Местоположение городка, надо признать, оказалось весьма удачным. Находился он на американской земле в восьмидесяти километрах от канадской границы и в ста — от железной дороги, соединяющей
