хобота к ране, втянул в него кровь и тут же выплюнул. Проделав это несколько раз, он тихонько провел хоботом по лицу, шее и рукам Бессребреника, словно хотел поблагодарить его. Капитан в ответ погладил хобот и сказал слону несколько слов, а тот, насторожив уши, внимательно слушал его, словно стараясь получше запомнить голос друга.
Вожатый был в полном восторге. Теперь Рама может идти так же хорошо, как и раньше, заявил он.
Факир же произнес своим гортанным голосом:
— Господин, ты спас Раму, и теперь он — твой преданнейший друг. Он будет любить тебя всей душой и беспрекословно выполнять любое твое желание.
Занимался рассвет.
Бессребреник и его жена не забыли об ужасном шуме, услышанном полчаса назад и сменившемся зловещей тишиной, и решили немедленно отправиться на место происшествия.
Поскольку Синдия умер, Раме предстояло нести на себе всю группу, а морякам занять места в башенке, первоначально предназначавшейся исключительно для капитана с женой. Мариус и Джонни наотрез отказались сделать это, заявив, что они прекрасно смогут и прогуляться. Но Бессребреник быстро все разрешил:
— Я ведь и здесь ваш командир, как на яхте, не так ли?
— Да, капитан!
— Ну так вот, я вам приказываю взобраться на слона!
И им пришлось подчиниться.
Вожатый Синдии и факир — как и большинство индусов, неутомимые ходоки — пошли пешком. На них были лишь набедренные повязки, и они вертко, словно ужи, проскальзывали сквозь густые заросли.
Как ни торопились путешественники, дорога заняла не меньше часа.
Предчувствия европейцев не обманули их. Действительно произошла железнодорожная катастрофа, к тому же в глубине джунглей, между двумя далеко отстоящими друг от друга станциями, так что рассчитывать на скорую помощь не приходилось.
Наши беглецы первыми прибыли сюда, и перед их взором предстали груды обломков и готовые вот- вот обрушиться бесформенные нагромождения, из-под которых доносились крики, предсмертные хрипы, душераздирающие стоны. Под насыпью, колесами вверх, валялся паровоз. Под ним лежали раздавленные насмерть машинист-европеец и кочегар-туземец. Кое-где растерянно суетились чудом выбравшиеся из вагонов пассажиры, но они, пережив столь сильное нервное потрясение, вряд ли могли кому-то помочь.
Не задаваясь мыслью о том, случайно или по чьему-то злому умыслу произошло это бедствие, Бессребреник, моряки и даже миссис Клавдия, которая не побоялась разодрать в кровь свои нежные руки, принялись, напрягая все силы, разбирать обломки, чтобы кого-то спасти.
Не переставая с остервенением работать, Мариус поделился своими соображениями:
— Посмотрите, капитан… это поест для бедняков… сдесь одни черномасые… ни одного белого…
— Да, действительно!
— И вы только поглядите, капитан, какие они тосие! Вылитые скелеты!
Пока что самоотверженные спасатели вытаскивали из-под обломков только трупы — и в каком состоянии! Костлявые тела, с пергаментными лицами и торчащими ребрами, были расплющены и раздроблены.
А между тем из-под свалившейся между путями платформы неслись пронзительные вопли. Совсем юный, детский голос звал на помощь на чистом английском языке и с такой мольбой, что надрывал душу. Бессребреник и Клавдия бросились туда.
— Держитесь, мы вам поможем! — крикнул капитан.
Конечно, даже приподнять край платформы, несмотря на всю свою силу, он не смог.
— Джонни!.. Мариус!.. Скорее сюда! — позвал Бессребреник.
Но хотя они взялись теперь за дело втроем, платформа осталась недвижной.
А детские крики не прекращались, но слышались они все тише и тише:
— На помощь!.. На помощь!.. Ради Бога!.. Я задыхаюсь!.. Брат!.. Спасите моего брата!.. Патрик!.. Патрик!.. Ответь мне!.. Он молчит!.. Он меня уже не слышит!.. Патрик!.. Это я… Мери!.. На помощь!.. Я умираю!.. Помогите!.. Господи!.. Не оставляйте нас…
От этих душераздирающих возгласов сердце миссис Клавдии разрывалось. Она упала на колени, в отчаянии ломая руки, из глаз ее лились слезы.
И тут Бессребреника осенило:
— Ко мне, Рама!
Услышав свое имя из уст белого человека, который так помог ему, славное животное, крайне осторожно и вместе с тем ловко переставляя среди обломков свои ноги, тотчас подошло. Бессребреник, нежно погладив слона по хоботу, показал на платформу и сделал вид, что хочет поднять ее.
Рама запыхтел:
— Уф-ф!.. Уф-ф!.. Уф-ф!
Затем внезапно сморщил лоб, подобрал уши, и в его умных глазках загорелся огонек: он понял, чего ждут от него. Медленно, не торопясь, слон подсунул хобот под край платформы и понемногу, словно домкратом, начал приподнимать ее. К гибнущим детям тотчас ворвался поток воздуха и света.
— Держитесь! — кричал Бессребреник. — Держитесь!
Нагнувшись, капитан разглядел под платформой, которую Рама держал под углом в сорок градусов, простертое между рельсами детское тело. Вытащив ребенка, он отдал его Мариусу:
— Поосторожнее, дружок!
Красивый мальчик был без сознания, с покрытым мертвенной бледностью лицом.
Бессребреник снова нырнул под платформу и, идя на жалобные крики, нашел девочку, которую тут же передал жене:
— Позаботьтесь о ней, моя дорогая.
У очаровательной девочки — прелестные светлые волосы и большие голубые глаза. Но в волосах — пыль и песок, а глаза покраснели от слез и выражали только ужас и страдание. Она совсем лишилась голоса и, неясно слыша чью-то взволнованную речь и смутно ощущая ласковое женское присутствие, смогла лишь шепотом, да и то с большим трудом, выразить свою признательность:
— Благодарю вас, госпожа… Благодарю… И, пожалуйста, спасите моего брата!
Так как больше под платформой никого не оказалось, Бессребреник сказал по-французски слону:
— Хорошо, Рама, теперь отпускай.
И тот, словно понимая этот язык, потихоньку опустил тяжелое сооружение.
Дружески похлопав по хоботу сильного и верного друга, капитан подошел к мальчику, чтобы помочь жене, пытавшейся привести его в чувство. Миссис Клавдия поднесла к ноздрям ребенка флакон с солями, который всегда носила с собой, капитан принялся растирать ему виски и руки. Но все их усилия не дали результата.
Девочка зарыдала.
— О госпожа, неужели мой брат… мой Патрик… умрет! — горестно восклицала она. — Нет, это невозможно… Мы и без того уже столько настрадались!
— Успокойтесь, дитя мое, — с необыкновенной нежностью ответила ей женщина. — Ваш брат будет жить… Мы поставим его на ноги.
— Вы такая добрая! Как нам отблагодарить вас!.. Только подумайте, госпожа, мы остались одни… Восемь дней назад убили нашу мать…
— Бедные дети! — прошептала женщина, и на глаза ее навернулись слезы.
— Мы хотели в этом поезде, для беженцев, добраться до Пешавара, где наш отец служит офицером в полку шотландских горцев.
Миссис Клавдия понимала, до какой степени нищеты должны были дойти эти дети, чтобы ехать вместе с умирающими от голода туземцами.
Мери, тяжело вздыхая, продолжала рассказывать:
— Хотя поезд шел едва-едва, почему-то все же сошел с рельсов… Мы с братом почувствовали
