Теперь Лайза сама почти достигла того магического момента преодоления себя, когда тело и душа сливаются воедино, когда сладкая боль переплавляется во всепоглощающее ощущение, – пика занятий. Внезапно ставшее легким тело взлетело на облако, на котором, казалось, Лайза могла плавать вечно. Однако она была наставницей. Она не могла бросить блуждать без поводыря группу, этот отставший караван, силы которого утрачивались в попытках поспеть за нею.
– А теперь расслабимся, – прокричала Лайза. – Не останавливаться. Продолжайте легкий бег, но теперь отдыхайте.
Слова ее были встречены стонами облегчения, однако атмосфера взаимного восторга была почти осязаема.
– Эй, Лайза, где тебя обучали, в Дахау? – прокричала крупная, мускулистая девушка из последнего ряда. Лайза присоединилась к общему смеху.
– Чтобы заставить тебя двигать задницей, Полин, кнутов и дубинок недостаточно.
Лайзе было хорошо. Именно за это ей и платили, однако дело было не только в этом, далеко не в этом. На лицах этих девушек читалось уважение, которого Лайза не видела до того, как взялась за эту работу. И речь шла не просто о ее самоутверждении. Она приносила им пользу, и результаты были действительно налицо. Похорошев физически, ее ученицы чувствовали себя лучше, и проявлялось это в тысяче мелочей. Лайза видела, как за коротких шесть недель их фигуры улучшились, походка стала уверенней, ранее застенчивые девушки отпускали шуточки, становились более общительными, научившись больше любить себя. Это приносило огромное удовлетворение, и Лайзе хотелось этого все больше и больше.
– Ладно, теперь поработаем ногами.
Гибкая, как пантера, Лайза растянулась на резиновом мате.
Сдвинув колени и удерживая всю тяжесть торса на растопыренных кончиках пальцев, она взглянула вверх на море выжидающих глаз. Каков этих женщин средний возраст? Тридцать? Двадцать пять? Наверное, около того. Приятно в семнадцать лет заставлять их буквально плясать по ее приказу, работать под щелканье ее кнута на манеже. Что бы они сделали ради нее? Что она могла бы заставить их сделать? Легкое возбуждение от сознания своей власти пронзало Лайзу, когда она видела, что они любят ее, замечала, как они любуются ее прекрасным телом, завидуют ей из-за него, а то и желают обладать им, – да, в глазах некоторых девушек светился и слабый намек на недозволенное, в чем даже нельзя себе признаться. Влажную атмосферу зала словно легкий шотландский туман неуловимо наполнял пьянящий аромат физического желания. Это желание не выражалось ни словами, ни действиями, но существовало там, в сияющих глазах, в изредка бросаемых томных взглядах, в понижении таинственных гормонов, которые метались в пульсирующей крови. Лайза чувствовала это желание, осознавала его, но, как и остальные, противилась ему, усилием воли загоняла в глубины подсознания. Желание ворочалось там, придавая сладкий тайный привкус и боли, и восторгу физического напряжения.
– А теперь я хочу, чтобы вы поработали над своими попками. Сделайте ваши зады прекрасными. Правую ногу поднять тридцать раз. Начали: и раз, и два…
Музыка теперь стала тише; бьющий по мозгам тяжелый рок, предназначенный для обычных упражнений, сменила более тонкая мелодия – настойчивая, ласкающая, нежная. Каждая фаза усиленных занятий, длившихся час с четвертью, имела различный характер, и сознание Лайзы переключалось на соответствующую скорость, чтобы гармонировать с ним. Данная фаза почему-то всегда приносила Лайзе чувственное наслаждение. Здесь боль отсутствовала. Если группа, вероятно, могла бы поднять ноги по пятьдесят или шестьдесят раз, то Лайза была способна без труда заниматься этим полчаса. Для нее разминочные движения были равносильны почесыванию зудящего места, и она испытывала сладкое чувство, растягивая мышцы, которые уже достигли пика физического состояния. Сейчас, высоко поднимая правую ногу вбок, Лайза ощущала напряжение в ягодицах, теплое горение в паху от раздвинувшегося влагалища, губы которого раскрывались, а затем с силой сдвигались под воздействием движения ноги вниз. В такие минуты Лайза пыталась представить, каково это – заниматься любовью с мужчиной.
Обычно Лайза была слишком занята, чтобы думать о подобных вещах, однако что-то в восхитительной физической раскованности разминки вызывало эти мысли из потаенной глубины. Сокрытое в крови, поте и слезах пламя разгоралось. Лайзе хотелось очутиться в теплых, сильных руках мужчины, и чтобы он принадлежал ей, а она – ему. Ей хотелось почувствовать, как его крепкое тело прижимается к ее крепкому телу. Мужчина, который одновременно и любил бы ее, и доставлял бы ей радость. Нежный, сильный, чуткий, могущественный. Лайза была твердо уверена, что со временем эта фантазия станет реальностью. Не сейчас, позже. Но скоро.
Осторожно, Лайза. Оставайся с ними. Будь с ними.
– Хорошо, девочки. Начали. Левой ногой – и раз, и два, и три…
Еще десять минут, и почти что все позади. Сначала упражнения, необходимые для отдыха. Легкая растяжка, медленное, размеренное дыхание.
– Хорошо, ребята. Все. Спасибо и до завтра.
– О, Лайза, ты меня сегодня в гроб вогнала. Мне кажется, что я труп. Нет, правда!
Положив руку на влажное плечо Лайзы, Мэгги излучала волны любви.
– Ерунда, Мэгги. Ты двигалась прекрасно. Я отмечала тебя несколько раз, У тебя получается, правда.
– Знаешь, Лайза, я люблю тебя в таком случае, но спасибо за поддержку.
Мэгги не питала иллюзий относительно себя. Мешок с картошкой – и тот наверняка двигался бы изящней. Это было так в духе Лайзы – щадить ее чувства. Но все равно, с точки зрения Мэгги, Лайза всегда поступала правильно, и Мэгги с удовольствием погружалась в тепло ее ауры.
– Ладно, Мэгги, давай выпьем кофе и чего-нибудь перекусим. Я к этому времени обычно жутко хочу есть.
Ни та ни другая и не подумали принять душ. Душ мог подождать. Если бы они помылись и остыли, то снова расплавились бы от влажного воздуха Флориды, прежде чем добрались домой. Почему-то потная Лайза выглядела бесконечно более соблазнительно, чем потеющая Мэгги.
В столовке на Клематисе они заказали кофе без кофеина и пончики. Лицо Мэгги приняло серьезный вид.
– Знаешь, Лайза, у тебя действительно очень хорошо получаются эти занятия. Мне кажется, тебе надо
