по правилам игры, пересчитать возвращенную мелочь?
Появилась Лора со стаканом теплого лимонада.
– Не хотите ли немного перекусить? Могу порекомендовать шарики из шпината. Я сама их делала.
– Нет, спасибо, Лора, – коротко ответила Джо Энн.
Все это начинало превращаться в какой-то кошмар. Слава Господу, такие распродажи случаются только раз в два года. За все долгое время карабканья на вершину Джо Энн и подумать не могла, что дойдет до такого, – расхаживать среди прилавков со всяким добытым с чердаков хламом богачей, чтобы собрать немного денег для какого-то богоугодного заведения, тогда как его можно с легкостью облагодетельствовать одним солидным чеком. Сколько провела она длинных жарких бессонных ночей, мечтая о том, чтобы ее пригласили вступить в находившееся в Палм-Бич отделение «Америкэн гарденклаб», поскольку это считалось безоговорочным признанием принадлежности к высшему свету. Теперь же, когда она заправляет там, Джо Энн столкнулась с ужасающей скукой действия его механизма. Вот она, на самой вершине, обливается потом под пологом тента, возведенного служителями модельного дома Христа Спасителя, и играет в шарады с паршивыми старухами, чьи банковские счета столь же велики, сколь длинны их родословные.
– О, Джо Энн, я так рада, что вы здесь. Как приятно увидеть знакомое лицо из Палм-Бич.
Елейный голос, неприкрыто льстивый и дружелюбный до угодливости, исходил ни от кого другого, как от Элеонор Пикок.
Джо Энн обернулась и взглянула на свою бывшую недоброжелательницу. В глазах ее мелькнули холодные мстительные льдинки.
– Элеонор, дорогая. Что вы здесь делаете? Какие-нибудь выгодные покупки? Может быть, качество этого хлама чуть выше, чем на развалах в Уэст-Палм-Бич?
Как ей уже приходилось делать сотни раз до этого, Элеонор Пикок проглотила оскорбление с милой улыбкой. Она никогда не получит прощения за прилюдное «покушение на убийство» на благотворительном балу «Общества регулирования рождаемости», да она и не рассчитывала на это. Марджори Донахью начисто стерла ее с лица земли. Потом Элеонор на какое-то короткое время была реабилитирована в период конфликта Джо Энн с Марджори, однако только для того, чтобы снова быть выброшенной на свалку после смерти Донахью. С продвижением Джо Энн к вершине власти, где образовался вакуум, акции Элеонор в высшем свете окончательно камнем пошли ко дну. Потом, когда она уже меньше всего рассчитывала на что-то и почти убедила Арчи оставить службу и переехать в Коннектикут, новая королева предложила ей нечто вроде негласной сделки. Условия сделки не очень устраивали ее, но в этом было хоть какое-то спасение. Джо Энн дала понять, что готова позволить ей жить. В обмен на это Элеонор обязана была сносить любые оскорбления и унижения, до каких только мог додуматься жестокий и изобретательный мозг новой властительницы. И она никогда, никогда, не имела права сказать что-либо в ответ.
– О, Джо Энн, вы недобры ко мне, – засмеялась Элеонор, через силу изобразив на лице фальшивую улыбку. Она не уходила, готовая принять еще несколько словесных ударов, прежде чем кошке надоест играть с мышью. Теперь она почти привыкла к этому, но лишь почти. Она разменяла свое достоинство на место в высшем обществе Палм-Бич. Конечно, в сутках не было ни одного часа, когда бы она не забрасывала всемогущего Господа молитвами ниспослать гром и молнию на голову своей ненавистной повелительницы, но она уже более или менее оставила надежду на вмешательство божественных сил.
– Ну что ж, полагаю, очень мило встретить здесь своего человека из Палм-Бич, даже если это всего лишь вы, Элеонор. От этих «золотых» древностей у меня уже просто мурашки бегут по коже. Место это – просто какой-то «старушечий берег». Не знаю, скоро ли мне удастся найти удобный предлог убраться отсюда.
Убраться отсюда. Да, именно так. Сбежать. Сбежать от этих полуживых, сморщенных старух. Сбежать от ответственности, от светских разговоров, от лицемерия.
Сбежать из Хоуб-Саунда. Джо Энн уже тошнило от всего этого. От того, что она королева, от всех этих снобов, от всех денег. От всего. Внезапно на нее нахлынуло подавляющее все остальные чувства желание перечеркнуть все это, уехать в самый отдаленный угол, где люди ведут себя по-другому и думают иначе. Но куда? Как? Ответ был отчетливо подсказан тихим и спокойным внутренним голосом. Существует ведь другой мир. Опасный, восхитительный, манящий.
Она отправилась на юг от Дикси, туда, где пляжи Ривьеры подступают к окраинам Уэст-Палма. Это грязный, запущенный район засиженных мухами баров и полуразвалившихся лавчонок. Это место, где выходят на промысел чернокожие проститутки.
Пригород Уэст-Палма представлял собой кипящий котел, воздух был словно горячая конфетка-тянучка – плотный, сладковатый и до невозможности липкий. Он окутал тело Джо Энн подобно нагретому паром влажному полотенцу. Это полотенце как бы вымыло ее своей сыростью, вытягивая избыточную влагу из пор. Джо Энн за рулем своего кабриолета полностью отдалась необычным ощущениям. Дело не в том, что у нее не было выбора. Один щелчок тумблера – и верх кабриолета прикрыл бы ее. Прикосновение к другой кнопке – и ледяной воздух из кондиционера сделал бы температуру снова нормальной. Но Джо Энн наслаждалась чувственным теплом собственного тела. Длинная белая плиссированная юбка, сейчас расстегнутая до середины бедра, уже была пропитана потом, а кремовая шелковая блузка от «Тернбулла и Ассера» прилипла к груди и при движении восхитительно возбуждала затвердевшие соски. Джо Энн провела кончиком языка по верхней губе, слизывая солоноватые капельки пота. Да, здорово. Прямо турецкие бани. Она, должно быть, теряет вес. Именно так. Это именно то, что она делает. Странствует и теряет. Какая длинная дорога. Ярмарка в хоуб-сандском «Гарден клаб» представлялась уже отстоящей на миллион миль.
Теперь она собиралась стереть все воспоминания о ярмарке, прибегнув при этом к самому восхитительному и самому опасному способу из всех возможных. Джо Энн вслух рассмеялась. Она больше никогда не допустит отклонения, никогда не изменит своим привычкам. Сцена с Кристи и этим блондином с яростными глазами была худшим из того, что с ней когда-либо случилось. Она никогда не понимала свою дочь, но наложить на себя руки из-за того, что застала свою мать в интересной позе с кем-то несколько моложе ее, – это уж точно слишком. И все же следовало изо всех сил благодарить Бога. Во-первых, она не только выжила, но и вроде бы вполне оправилась. Во-вторых, она никому ничего не сказала. Ну это, по крайней мере, можно было предвидеть. По сравнению с Кристи добрая дитя Красная Шапочка могла показаться кровожадным Серым Волков. В любом случае, это существенно облегчило положение. Бобби Стэнсфилд вряд ли способен понять потребности женщины и необходимость их удовлетворения.
Снова и снова Джо Энн пыталась понять, какие же причины толкнули дочь на роковой поступок, несмотря на то, что разбираться в мыслях других людей было явно не ее коньком. Кристи была немногословна и в клинике, и позже дома. Она попыталась изобразить попытку самоубийства как «страшную ошибку», чрезмерную реакцию на увиденное. Она готова была все простить и даже пообещала не создавать сложностей для Джо Энн. «Не беспокойся, мама. Я не скажу отцу. Но, пожалуйста, пожалуйста, пообещай
