Обещаю.
И они двинулись дальше, щелкая «фотиками».
Мы так много говорим о Рытом, что пора бы уже до него и добраться.
Но прежде чем добраться до мыса, предстоит пройти тройную, недавнюю осыпь камней, заваливших прибрежный путь, а это означает, снова лезть в воду. И сосредоточить внимание на том, что берег усеян ни только следами медведицы с годовалым медвежонком и их свежими кучами, но и мокрыми камнями, «помеченными» зверьем. Они где-то совсем рядом!
И Ефим с плеча снимает двустволку.
Но всё обошлось! Наши путники присели еще разок отдохнуть на северном краешке мыса. Остается около пяти километров до того места, где должен их ждать корабль. Нужно настроится на последний рывок, набрать водички, успокоить бешено бьющиеся сердца.
Солнце ушло за гору. Через час начнет темнеть. За час мыс проскочить можно. Если он им позволит!
– А куда он денется? Мы уже почти пришли. Вперед!
Каменистый путь поперёк мыса был весь усеян эдельвейсами.
Потом из ущелья, в которое, по рассказам местных жителей, постоянно прилетают летающие тарелки, и вылетает река Риты, в вечернее небо уперлись пять темных лучей. Возможно, это солнце играет шутки, а возможно… черт его знает. Но красиво! Очень красиво… и необычно, скажем так.
Потом на пути из травы поднялись два медведя.
– Звери! – сказал Валентин.
Команда непроизвольно сжалась ближе к оруженосцу.
– Разойдитесь цепью! – крикнул Ефим. – Она должна видеть, что нас много. Иначе мы для неё что-то одно большое. А ей одно не страшно.
Все остановились и немного разошлись.
Медведица поднялась на задние лапы, посмотрела на людей, фыркнула, и её годовалый малец помчался в лысую гору.
Люди стояли. Медведица – тоже.
Ефим зарядил картечь в один ствол и грохнул в воздух, тут же перезарядив ружьё.
– Не стреляй! – крикнул Валентин. – Она сейчас пойдет на выстрел! Нельзя стрелять!
– Она сейчас почувствует запах пороха и свалит! – ответил Ефим. – Первый раз, что ли?
– Нельзя стрелять в таких случаях! – волновался Валя.
– Посмотрим, – ответил Ефим и пальнул в воздух, не выпуская из вида всё, что делает медведица.
А та понюхала ветер, развернулась и пустилась вдогонку за своим «малышом». Через двадцать секунд они были уже на вершине сопки.
– Во скорость! – оценил Андрей Валентинович.
– Перезарядиться бы я не успел! – отметил Ефим, прикинув, как быстро звери оказались вверху.
– Нельзя в таких случаях стрелять! – укорял Валентин.
– Посмотри, где мы, а где звери! – отвечал Ефим. – Завязывай, Валя! В следующий раз бери сам ружьё и не стреляй, когда увидишь медведей. Удачливые вы парни, – обратился он к остальным. – И нерпа, и лиса, и вот медведи – за одни сутки на Байкале увидели все прелести живой природы. Многие и за сотню поездок такого не видят. Кстати, лучи исчезли.
В небе над ущельем ничего не было.
– Пошли, мужики, нам ещё Риту преодолевать.
Река Риты постоянно меняет русла (во множественном числе – это верно). Огромные валуны, которые она выкидывает (именно, выкидывает, а не выносит), когда в горах идут дожди, перемешали на Рытом землю, деревья, траву, песок – всё, что попадалось на их пути. Наверное, ещё и поэтому Рытый называют Рытым – как «Котопиллер» прошел. Идешь – ноги ломаешь. А тут, вот тебе здрасти, бурный поток!
Разуваться не хотелось. Устали. Решили, что корабль все равно придет (если ещё не пришел), – там все и обсохнут. В воду сунулись в обуви.
Первым в своих резинках пошел Ефим.
Вода на перекате не сказать, что бы была мелкой – до колена, это как пить дать, но выйдя на том берегу, Ефим не без удивления обнаружил, что ноги сухие.
– Спасибо, Рытый! – поблагодарил он Мыс.
Все остальные, пройдя в «горных» ботинка через бурлящий поток, так же вышли сухими из воды.
– Ну, как вам? Чудеса? – спросил Ефим.
– Да, что-то такое есть! – согласились старшие товарищи.
– А вы говорите, – павлины!
После реки, ни один кадр не получился, сколько Ефим не пытался снять с удовольствием обнаруженный Валентином у берега «Фрегат». Мутно – и хоть ты тресни! Что к чему?
– Это Рытый! – определил он ещё раз сам для себя все необычности, и успокоился, довольный тем, что оказался прав.
А на корабле их ждало пиво, водка и тройная уха из сига, хариуса и омуля одновременно.
Не успели скинуть мешки и пропотевшую одежду, как Ефим заметил на столе уже начатую бутылку водки и законченную бутылку пива. «Кто бы это мог быть?» – ехидно улыбнулся он сам себе и пошел мыть руки – скоро за стол.
Путешествие и приключения окончены.
А личное знакомство только началось. (Мужики обменялись «майлами», «сотами», гражданскими и производственными адресами, обещая, непременно, связаться и прислать по адресам всё, что отсняли.)
После, под уху и водочку, с удовольствием вспомнили, как и что было, посмеялись, пошутили, поблагодарили и похвалили друг друга, разомлев в тепле кают-компании, и моментально захмелев с устатку и не евши. Даже Ефим сказал Валентину:
– Здоровья у тебя, брат, – на семерых! По тайге идешь, как сохатый! Одно херово – много куришь, причем в палатке. А так, всё ничего. Прости, если что ни так, братишка! Не держи зла. Ты классный мужик и всё такое. А разногласия в походе всегда есть и будут – иначе скучно бродить по тайге. Правильно я говорю?
– Это самое, никогда не стреляй, когда видишь медведицу с пестуном! – ответил Валентин.
– Иди ты в задницу, Валя. Я ему, б-ля, про Фому, он мне, ё-ха, про Ерёму. «Это самое!» тебе. Давай, лучше, наливай, брат, – смотри, Владимир Палыч тост сказать желают.
И в тот вечер каждый сказал тост! И даже «Титановый молчун» Андрей Валентинович, чьей силе воли Ефим не переставал удивляться на протяжении всего маршрута, двинул серьезную речугу.
А корабль шлепал по Морю, унося мужиков в МРС.
Глава третья
Спортзал
Какой бы ни была Москва прекрасной, – а она прекрасна – спору нет, – однако Подмосковье гораздо красивей, удивительней и чище. Речь не идет о подмосковных городах, речь идет о подмосковной природе. О темных борах, о шустрых речках, об озерах, о долинах, о просторах бесконечных, о низком, бирюзовом небе над ними. Не даром наши прадеды выбрали эти места, и заселили их. А сколько крови пролито, чтобы отстоять эти долины и боры?! Красота и свобода, какая русской душе люба-дорога и необходима, дорого стоят! Одно сейчас не вяжется со старинной картиной – самолеты, исполосовавшие всю голубизну неба белыми шрамами. А в остальном, Подмосковье всё тоже и дышится в нем полной грудью, и гордость за Родину у каждого русича просыпается в душе!
– Просыпайся, Ефим Тимофеевич, приехали! – кто-то тронул Ефима за плечо.
Ефим открыл глаза.
В глазах стоял ещё попутный туман, и в голове гудело. Мушки «облепили» правую ногу, шея слегка затекла. Потерев лицо ладонями, разгоняя кровь по коже, пошевелив пальцами правой ноги и несколько раз согнув и разогнув её, хрустнув шеей, покачав головой из стороны в сторону, Ефим распахнул дверцу,
