– А куда поедем? – пытаясь немного оттянуть время, спросил я. – А?
– Доедем на первый раз до станции… Верст восемь…
«На первый раз, – мысленно вздохнул я, – к концу лета на другой материк, очевидно, ездить заставит…»
– Когда сядете, берите узду крепко в руки, а ногами обхватите покрепче лошадь. Поняли?
Я с большим удовольствием прогнал бы от себя это животное, чем обнимать его, хотя и таким рискованным способом, но все-таки мне удалось взгромоздиться на лошадь и исполнить все в точности.
– Держитесь?
– Держусь, – боязливо оглянулся я назад, – только зачем оно хвостом машет…
– Кто – оно?
– Да животное это…
– Едем, будет болтать глупости…
Я решительно не знал, что нужно сделать для того, чтобы лошадь поехала. Отсутствие рычагов, руля или каких-нибудь других приспособлений сразу сделало лошадь совершенно непонятным, загадочным для меня существом. Заставить ее двигаться путем личного убеждения я все равно не смог бы, поэтому я решил просто ударить ее кулаком в бок. Лошадь повернула голову немного вбок, посмотрела на меня неопределенным взглядом и взмахнула хвостом.
– Послушайте, – нетвердо произнес я, – она не едет.
У меня даже мелькнула мысль, что, может быть, здесь вопрос самолюбия, лошадь откажется везти меня, и эта мерзкая прогулка отложится до еще более неблагоприятного случая.
– Поводья натяните, – со смехом сказала Ариадна Сергеевна. – Ну!
Лошадь действительно пошла, решив, очевидно, что у нее еще останется много времени, чтобы сбросить меня в какую-нибудь канаву.
IV
В течение первых десяти минут Ариадна Сергеевна добросовестно исполняла свои педагогические обязанности.
– Не держитесь за гриву, – заботилась она, – и за седло не держитесь… Зачем вы сползаете набок?.. Да вы не бойтесь… Ай, что вы делаете… Разве можно кричать лошади в ухо… Трясет? Ничего… На пятый раз и не заметите, привыкнете…
Я уже перестал рассчитывать на благополучный исход прогулки. Тем более, если бы мне и предложили сесть отдохнуть, вряд ли я смог бы сделать это с удовольствием для себя: седло в этом отношении сыграло весьма неблаговидную роль…
Лошадь, – и я ее вполне понимаю, – делала все, чтобы отравить мне спокойное состояние. Она с удовольствием перепрыгивала каждую канавку, математически высчитывая, на какую сторону я должен при этом отлететь. Иногда она резко останавливалась, предоставляя мне широкую возможность перелететь через голову.
– Вот приучитесь, – ободряла Ариадна Сергеевна, – мы кавалькаду устроим…
– Устроим сейчас, – охотно предложил я, – вы поедете, а я слезу и пойду пешком… Хорошо?..
– Это не кавалькада, – засмеялась она.
– А что же по-вашему – кавалькада… чтобы меня еще к лошадиному хвосту привязали и по полю волокли… Да?
Около станции мы остановились и стали дожидаться поезда… Я с завистью подумал о людях, которые благоразумно избрали другой способ передвижения; лошадь, очевидно, была другого мнения, потому что с первым же появлением паровозного дымка она тревожно насторожила уши и стала проявлять признаки явного беспокойства.
– Она чего-то хочет… Лошадь эта, – тревожно сказал я, – ей-богу, не знаю.
– Смотрите, чтобы не сбросила, – спокойно ответила Ариадна Сергеевна, – поезда боится… Я знала одну лошадь, которая даже от велосипедных звонков…
Может быть, у той лошади была своя интересная для любителей история, но мне, к сожалению, не пришлось дослушать ее, потому что другая лошадь, с которой сейчас было связано мое существование, куда-то резко попятилась, зафыркала, снова забила хвостом и, с отчетливым стремлением остаться в одиночестве, бросилась в сторону. Очевидно, наши дороги не сошлись: она бежала обратно, а я, не успев даже выразить своего совершенно справедливого негодования, ощутил под собой какую-то липкую грязь и бутылочные осколки…
Первое, что донеслось до меня, это был бешеный истерический смех Ариадны Сергеевны.
– Упал… А… а… упал… Вот упал… Свалился… Ох-ха… хо… Упал…
Я не стал отвечать, пользуясь очевидностью факта, тем более что его могли засвидетельствовать и ранние пассажиры со станции, которым все случившееся казалось необычайно веселым.
V
При первой же встрече со мной Ариадна Сергеевна протянула руки, посмотрела в глаза и вдруг затряслась от бурного, ничем не сдерживаемого смеха.
– Не могу… Не могу… Упал… Как упал!..
Она произнесла это последнее с такой гордостью для меня, что я даже покраснел…
– Не сердитесь, голубчик, – перестав смеяться, сказала она, – это всегда так бывает… Ну, если не
