Поняв, что господин Жиго идет вместе с мамой, девочки немного успокоились. Поцеловав их, пожелав покойной ночи, Женни заторопилась ведь там ждал Карл. У самой двери Елена протянула ей какой-то сверток.
— Что это?
— Пригодится.
— Боже, это передача? — Женни произнесла последнее слово трудно, врастяжку. — Неужели ты думаешь, что еще и завтра Карла не освободят?
— Я только думаю, что люди везде хотят есть. Бери. Ты-то еще никогда не встречалась с людьми, которых уводили полицейские, а мне приходилось. Всякое они рассказывали. — Елена устало свела брови, и по ее высокому молодому лбу пролегла чуть заметная тонкая морщина.
Женни судорожно обняла ее, взяла сверток и шагнула через порог.
Вежливый полицейский не возражал, что госпожу Маркс будет сопровождать господин Жиго. Напротив, он, кажется, был этому рад.
В управлении пришедших сразу препроводили к комиссару полиции.
— Господин комиссар, — радостно сказал вежливый полицейский, вводя в его кабинет обоих, — вы посылали меня за одной птичкой, а вот — сразу две. Надеюсь, мне это зачтется. — И он, как там, на улице, вытянулся в струнку.
Женни изумленно посмотрела на полицейского. Встретив ее взгляд с наглым спокойствием, полицейский вышел.
Комиссар сидел за столом. Пожилой, грузный человек с очень юркими, пронзительными глазами, которые казались чужими в его монументальном облике. Не предложив вошедшим сесть, мельком, но цепко оглядев их, он сначала обратился к Жиго:
— Кто вы такой, сударь?
— Филипп Шарль Жиго, архивариус.
— Бельгиец?
— Да.
— Что у вас, бельгийца, общего с заезжими смутьянами?
— Какими смутьянами? Карл Маркс — известный общественный деятель, ученый и публицист. Я близкий знакомый его семьи. Если позволите, я хотел бы сопровождать госпожу Маркс до конца.
— Что значит — до конца?
Вежливый Жиго несколько смешался:
— Ну, после свидания с мужем я намерен проводить ее домой. Ведь время уже очень позднее.
— Никого провожать вам не придется.
— Что вы хотите сказать?
— Вы кто такая? — чиновник перевел глазки на Женни, не удостаивая Жиго ответом.
Женни коробила грубость допроса, но она мысленно поклялась себе все стерпеть ради того, чтобы увидеть Карла.
— Вам известно, господин комиссар.
— Какое вам дело до того, что нам известно или неизвестно. Я спрашиваю, кто вы такая? — брезгливо поморщился чиновник.
Женни чувствовала, что она слегка ссутулилась от усталости, волнений или от тона комиссара. Она расправила плечи, подняла выше голову и спокойно, медленно, с легкой иронией в голосе проговорила:
— Иоганна Берта Юлия Женни Маркс, урожденная фон Вестфален, жена Карла Генриха Маркса, доктора философии.
— Как вы это докажете? Как докажете, что вы чья-то жена?
— Господин комиссар, — не стерпел Жиго, — я протестую против такого тона и таких вопросов. Перед вами женщина, перед вами жена европейски известного общественного деятеля, мать троих детей.
— Кто вас уполномочил протестовать? Не суйтесь, когда вас не спрашивают, иначе я вас выставлю вон.
— Успокойтесь, господин Жиго, — Женни дотронулась до его руки. Брачного контракта, господин комиссар, у меня с собой, конечно, нет.
— А какие вообще у вас документы с собой?
— Никаких.
— Почему?
— А почему они должны быть со мной?
— Действительно, — опять возмутился Жиго, — кому в Бельгии когда-либо раньше приходило в голову спрашивать документы у женщины!
— Вы же знали, что идете в полицейское управление. Здесь все основано на документах, — чиновник даже не взглянул на Жиго. — Зачем вы ходили сегодня вечером к Жотрану?
— Я пошла к нему тотчас после того, как полицейские увели моего мужа…
— Не успел простыть след законного супруга, — перебил комиссар, ухмыляясь, — как вы, несмотря на позднее время, бросив возлюбленных чад своих…
Женни сделала шаг к столу, она бы подошла и непременно залепила наглецу пощечину, если бы Жиго не схватил ее крепко за руку, не остановил. Но с собой Жиго совладать не смог.
— Вы ответите за это! — крикнул он. — Мерзавец! — Было очень похоже, что вежливый архивариус произнес это слово впервые в жизни.
Комиссар поднял звонок и позвонил. Вошел дежурный полицейский. Начальник загадочно сказал:
— Этого горлопана — к господину Анри.
— Как вы смеете! Я буду жаловаться министру Госси! — продолжал негодовать Жиго, но полицейский вытолкал его из кабинета и закрыл дверь.
Некоторое время комиссар молчал. Потом предложил Шепни сесть. Возможно, он понял ее намерение, когда она сделала шаг к столу, и теперь рассудил, что сидя она станет не так подвижна. Женни сесть отказалась. Тогда чиновник спросил:
— Где вы жили кроме нашего города?
— В Германии — в Зальцведеле, в Трире, Крейцнахе, Кельне, Франкфурте-на-Майне, — перечисляла Женни, — потом в Париже, в Брюсселе…
— Ого! А вот я всю жизнь прожил в одном городе… Чем вы занимались во всех этих городах?
— Я помогаю моему мужу.
— Помогаете? В чем? — прищурился комиссар.
— Во всем, — отрезала Женни.
Видимо уже не зная, что бы еще спросить, чиновник кивнул головой на сверток, который Женни держала в руках:
— Что это у вас?
— Принесла мужу. Съестное.
— Пригодится самой.
— Что это значит?
— А то значит, сударыня, что никакого Маркса у нас здесь нет. И я вообще не знаю, кто это такой.
— Как так нет? В таком случае зачем меня сюда пригласили? — изумилась Женни.
— Пригласили? — комиссар иронически склонил голову набок. — Вас привели сюда, милостивая государыня, — он с радостной злобой глядел прямо в глаза Женни и словно выплевывал каждое слово, — потому что вы, не имея никакого определенного занятия, разъезжаете по разным городам Европы. Одним словом, мы задзрживаем вас на основании закона о бродяжничестве… Комиссар позвонил в колокольчик. — Сержант, распорядитесь, чтобы арестованную препроводили в одиннадцатую камеру.
— В одиннадцатую? — не смог сдержать удивления дежурный: он знал, что в этой камере содержатся действительно бродяги, нищие да бездомные проститутки.
— Да, в одиннадцатую. Начальник тюрьмы уже осведомлен.
Женни все еще не верила тому, что слышала. Ей казалось, что начальник и подчиненный еще
