нас потерты ноги.
— Всю роту мы, конечно, на подводы не посадим, — ответил Виллих. Посадим только тех, кто в этом действительно нуждается.
— А вообще-то, — сказал Энгельс, — за потертость ног на солдат принято накладывать дисциплинарное взыскание.
— Ну, господин Энгельс, от вас, человека интеллигентного, мы этого никак не ожидали! — воскликнул один из молчавших до сих пор членов депутации.
Энгельс усмехнулся:
— Как видно, в вашем понимании интеллигент — это то же самое, что сибарит. Я в слово 'интеллигент' вкладываю совсем иной смысл. А взыскание за потертые ноги столь же закономерная вещь, как и взыскание за плохое содержание лошади или боевого оружия. Разве это не ясно?
— Да, мой интеллигентный друг совершенно прав, — сказал Виллих. Ввиду позднего часа позвольте на этом наш разговор закончить.
— В таком случае мы просим отпустить нас из отряда.
— Отпустить вас перед лицом неприятеля я, конечно, не могу, но если вы намерены дезертировать, то на это моего согласия не требуется. Так ведь?
— Мы не дезертиры…
— Да, иные интеллигенты не любят такие некрасивые слова, — перебил Энгельс, — но их поступки заслуживают именно этих слов.
— Мы не можем допустить, чтобы с нашей волей не считались. Мы…
Виллих поднялся.
— Господа, — сказал он офицерам, — разрешите наш совет считать законченным.
Все встали и, не обращая внимания на продолжавших что-то говорить студентов, направились к выходу.
В эту ночь под охраной выставленных местным гражданским ополчением сторожевых постов отряд выспался отменно. А наутро обнаружилось, что половина 'академической роты' исчезла.
Через полчаса после того как отряд покинул Бреттен, в него вступил неприятель.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
До Этлингена было немногим более двадцати километров, которые хорошо отдохнувшему отряду не показались слишком тяжелыми, тем более что в Бреттене удалось реквизировать много повозок, на которые солдаты попеременно садились отдыхать.
Едва отряд прибыл в Этлинген, как явился посыльный и передал Виллиху, что в ратуше его ждет новый начальник генерального штаба. Отдав приказание отряду располагаться, Виллих отправился в ратушу.
Он вернулся довольно скоро с вестями весьма печальными. Неприятель подступил уже близко к столице, она эвакуируется. Правда, наступающего врага пытается задержать арьергардный отряд народного ополчения под командованием рабочего Иоганна Беккера. Начальник штаба приказал Виллиху немедленно выступить ему на помощь, чтобы дать возможность завершить эвакуацию Карлсруэ.
Виллих велел офицерам готовить отряд к боевому броску, а сам между тем послал к Беккеру всадника, чтобы узнать, какова обстановка, смогут ли ополченцы продержаться еще некоторое время. Всаднику было приказано лететь во весь опор, он так и сделал, но минут через двадцать возвратился назад и сообщил: войска Беккера он повстречал на дороге, они направляются в место сбора всей армии — в Раштатт, что на реке Мург.
Виллиху не оставалось ничего другого, как тоже направиться со своим отрядом в Раштатт. Путь предстоял немалый, и Виллих распорядился не отпускать подводы, реквизированные в Бреттене. Но дорога была так забита войсками, со всех сторон устремившимися к Раштатту, что ехать на подводах стало затруднительно, и километров через пять-шесть все-таки пришлось их бросить.
Шагать по пыльной дороге под лучами жаркого июньского солнца было нелегко.
Энгельс заметил, что солдаты рядом идущего отряда передают друг другу какую-то бумагу, с интересом читают ее, а потом взволнованно о чем-то переговариваются. Он подошел к ним и попросил показать бумагу. Солдаты неохотно подчинились. Это оказалось обращение прусского командования к войскам восставших. Главным его пунктом было обещание полной амнистии всем, кто бросит оружие и до пятого июля вернется домой. Энгельс передал обращение Виллиху. Тот покачал головой:
— Чего-то подобного следовало ожидать.
В пути стало известно, что в Раштатте рассчитывать на квартиры невозможно: все занято другими. Тогда Виллих решил направить отряд в Куппенгейм, расположенный километрах в пяти от Раштатта, выше по реке Мург.
В Куппенгейме, куда прибыли уже к вечеру, находилось несколько отрядов, но все же дома для размещения были найдены довольно легко.
На другой день после завтрака Виллих и Энгельс поехали верхом в Раштатт. Надо было узнать обстановку.
Подъезжая к крепости, а затем и на ее улицах командир и адъютант с удивлением видели, что войск в Раштатте не так уж и много, в основном это были пфальцские отряды, баденцев — всего несколько батальонов.
В поисках главного командования Виллих и Энгельс на одной из улиц неожиданно натолкнулись на Д'Эстера и Молля. Несмотря на драматизм обстановки, все четверо горячо обрадовались встрече.
— Так ты вернулся из этого рискованного похода за канонирами! Энгельс похлопывал по крутому плечу Молля. — Вот не надеялся тебя увидеть!
Молль счастливо смеялся, как ребенок, сумевший какой-то веселой проделкой обмануть взрослых.
— Что ж, теперь вместе? — сказал Виллих.
— С такими славными ребятами я был бы рад. Кое-что знаю о делах вашего отряда.
— Карл, — обратился Энгельс к Д'Эстеру, — может, ты объяснишь нам, почему в крепости гораздо меньше войск, чем можно было ожидать. Где, например, отличный рейнско-гессенский отряд, который первым принял удар пруссаков в Кирхгеймболандене? Мы с Моллем знали этот отряд, а здесь я не встретил пока пи одного человека оттуда. Неужели такие потери?
Д'Эстер посмотрел по очереди на Энгельса и на Виллиха, словно желая заранее увериться, что друзья не дрогнут перед лицом печальных новостей, которые он собирался сообщить, и сказал:
— Да, господа, потери… Но большинство их — не убитые, не раненые, а дезертиры.
— И в рейнско-гессенском отряде тоже? — удивленно спросил Энгельс.
— С этим отрядом произошла вот какая история. Он действительно показал себя с самой хорошей стороны. И именно поэтому Циц вызвал его в Карлсруэ как наиболее надежную защиту столицы. Но так как обстановка становилась все более угрожающей, Циц перетрусил и заявил отряду, что, мол, у противника огромное превосходство в силах, сопротивление бесполезно, что он, Циц, не хочет нести ответственность за кровь, которая прольется бесполезно, и потому объявляет отряд распущенным.
— Ах подлец! — вырвалось у Виллиха.
— Мне это было ясно еще при встрече с ним во Франкфурте, — сказал Энгельс.
— Да его надо было тут же арестовать и расстрелять! — продолжал горячиться Виллих.
— Именно это и попытались сделать солдаты отряда, а затем и правительство. Но Циц не так прост. Он действовал вдвоем с Людвигом Бамбергером…
— Болтун! — вставил Энгельс.
— Но и ловкий малый, — уточнил Д'Эстер. — Им удалось скрыться. И по некоторым сведениям, они уже в Швейцарии, кажется, в Базеле.
— Верны себе, — мрачно усмехнулся Молль. — В Кирхгеймболандене первыми обратились в бегство, теперь первыми удрали в Швейцарию.
