и, подхлестнутая яростной болью этой утраты, Анастасия колола и рубила, пока не сообразила, что впустую рубит воздух. Уцелевшие ящерицы разбегались, вот последние мелькнули меж бугорков, у развалин, и больше живых не видно. Серый гребень усыпан зелеными трупами, сапоги скользят в белесо-розовых лужах.
Анастасия, как слепая, медленно побрела вперед, к тому берегу. Сердце бешено колотилось о кольчугу, болела спина, мурашки бегали по всему телу – ныли, отходили от напряжения мускулы. Окровавленный меч, ставший ужасно тяжелым, оттягивал руку, бороздил концом сухую землю. Анастасия до рукояти вогнала его в бугорок, очищая от крови, выдернула, со стуком бросила в ножны. Безвольно стояла, чуть покачиваясь. Ужасно жалко Боя – теперь она видела, что рядом с Ольгой, рыча и щеря зубы на мертвых ящериц, бежит как раз Горн, оглядывается, ищет брата, а брата-то и нет…
Подошел Капитан, взял за плечи, заглянул в глаза:
– Дела… Мне ты, грешным делом, все чуточку казалась актриской с Довженко, для фильма наряженной. А тут такая мясорубка… Уважать тебя начинаешь, Настя, всерьез принимать…
Анастасия вяло стряхнула его руки, потом поборола вспыхнувшее на миг нелепое желание прижаться к его груди. Отошла и присела на бугорок, устало вытянув ноги. Под коленом пекло и саднило все ощутимей – клок джинсов вырван, царапины сочатся кровью.
– Перевязать надо, – сказал Капитан. Он сидел рядом, перекатывал во рту незажженную сигарету.
– Успеется. – Анастасия не смотрела на него. – Чепуха.
– Княжна, а ты ведь и убить можешь…
Анастасия бледно усмехнулась:
– А ты думаешь, мне не приходилось?
– Ну да, как же, – сказал Капитан. – Кардинал Ришелье особым эдиктом запретил дуэли, но в каждом переулке звенели шпаги… – Он скомкал сигарету и швырнул под ноги. – Господи, что за мир идиотский…
– А тебе не приходило в голову, что этот мир – наследник того, что осталось после твоего? Это ведь не мы, а вы, Древние, доигрались до Мрака…
– Тоже верно, – не сразу согласился он. – И все же есть у меня надежда… Вдруг это – не тот мир, не мой? Вдруг это – параллельный?
– Как это?
– Потом как-нибудь объясню. Другой, в общем. Не мой мир до всего этого доигрался, а другой.
– Но ты же все узнаёшь? – спросила Анастасия. – И Серый Мост, и сказка о Ядовитом Золоте, оказывается, чистая правда… Твой мир не мог кончить вот так! – Она обвела рукой вокруг.
– Самое скверное, княжна, что мог. И похуже кончить мог…
– Вот видишь, – сказала Анастасия. – И еще… Лично для тебя меняется что-нибудь, окажись вдруг, что ты не в своем мире, а в другом, похожем?
– Да ничего, пожалуй…
– То-то. Слушай, как же тебя все-таки зовут?
– Капитан, – сказал он. – И точка. Понимаешь, такое впечатление, будто имя там, вместе с вертолетом сгорело…
Верстовой столб 10
Рубеж
Перестаньте, черти, клясться на крови…
Анастасия подняла всех еще до зари – предстояло, круто забирая вправо, одолеть немаленький кусок пути и выбраться на Тракт, и по нему еще долго ехать до Тюма – форпоста цивилизации в закатной стороне, последнего города Счастливой Империи. Они минуют его, и дальше… Быть может, до сих пор были только цветочки. За рекой Тюм начинались места, куда по неизвестно кем заведенному порядку отчего-то мало кто выбирался в путешествие. По пальцам можно было пересчитать рыцарей, отправившихся на закат.
А уж вернувшихся… Их почти что и нет.
– Что ты? – спросила бесшумно подошедшая Ольга.
Анастасия подняла ладонь, приказывая ей замолчать, вслушивалась. Ничего. Досадливо махнула рукой:
– Показалось, стучали копыта и грубил рог.
– Показалось. До Тюма далековато.
– Может, кто-то охотится.
– Может, – пожала плечами Ольга. – Слушай, надо подумать, как нам Капитана явить в Тюме. В натуральном виде нельзя – выйдет одно общее недоумение. Объявить амазонкой – куча лишних вопросов. Пора думать…
– Пора, – согласилась Анастасия.
Оглянулась – Капитана не было поблизости, удалился за деревья, к ручью, для своих утренних дел. Тем лучше. Анастасия глянула в глаза верному оруженосцу, усмехнулась:
– Странно даже, Олька, зная твои привычки, смотреть, как ты и не пытаешься с нашим спутником теснее подружиться…
Вопреки ее ожиданиям, Ольга не смутилась, а улыбнулась еще более язвительно:
