теперь я на десерт понадобилась, систематически и со всем усердием…
– Иришка, милая… – что-то очень уж легкомысленно произнес Пашка, – да помилуй, какое там «систематически»… Не будет никакого «систематически», точно тебе говорю…
– Паша! – судя по радостному тону, у нее мгновенно высохли слезы, несомненно, до того наличествовавшие. – Ты что, хочешь сказать…
– Именно, маленькая, – произнес Пашка с самодовольством, от которого Петра передернуло. Продолжал торжествующе: – Никакого «систематически» не будет. Ничего не будет. Кончилось представленьице. И нет более нужды в нашей кукле. У меня такое предчувствие, что завтра поутру что-то непременно произойдет. Нечто окончательное и радикальное… Завтра. Поутру. Смекаешь, малыш? Извини, что так получилось, но я, честное слово, и предполагать не мог, что этот скот напьется, начнет к тебе приставать… Извини. Все кончилось, маленькая, хорошая ты моя, лучше подумай, какие горизонты распахиваются…
Петр уже вполуха слышал воркованье-лопотанье. Черт с ними, голубками. Главное произнесено вслух, и вряд ли ради красного словца, успокоения ради. Значит, он им и в самом деле больше не нужен. Мавр сделал свое дело, того, что он наподписывал, вполне достаточно. Бедную, несчастную марионетку снимают со сцены и швыряют в ящик…
Но он-то им не марионетка!
Итак, завтра. Поутру. Каким образом?!
Подумав, он выключил транзистор, оборвав на полуслове уже неинтересное воркованье сладкой парочки, взял с сиденья мобильник и набрал Катин номер. Сделав над собой легонькое усилие, беззаботно сказал:
– Привет, солнышко. Как настроение?
– А ты как думаешь? – весело спросила Катя. – Самодовольством лучусь – от осознания того, сколь гениален и велик муженек… Тут как раз по телевизору подробно объясняют, что ты свершил для области. И от мэра только что приезжали, билеты всем троим привезли…
– Какие?
– Роскошные, – сказала Катя, – с золотым тиснением, в три краски, на лучшие места… Завтра в Большом концертном состоится этакое гала-представление в честь сегодняшней церемонии, если ты до сих пор не догадался. Мастера искусств будут блистать, а мы все – то есть и я, как супружница, и Надя – будем восседать в первом ряду, вы, иностранцы ваши, губернатор с мэром и прочие шишки… Паш, у меня отчего- то прекрасное настроение. Хочешь, надену зеленое платьице прямо на меня и приеду к тебе в офис?
– Я бы с удовольствием, Катенька… – вздохнул он с искренним сожалением, – но работы еще на пару часов – подгоняем, чистим шероховатости и все такое… Концерт-то во сколько?
– В десять утра. Но выехать, конечно, нужно примерно в половине девятого…
– Да, конечно. Извини, отключаюсь. Сейчас импортные люди вернутся, продолжим…
– Савельев!
– А?
– Я тебя люблю…
И запищали гудки. Отложив мобильник, Петр включил подслушку. Ничего интересного, успокоились малость, но идет все та же пустая болтовня. Откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза.
«Завтра. Поутру. Поездка, которую никак невозможно отменить, – пресловутое „место встречи изменить нельзя». Поездка, о которой Пашка и его банда, конечно же, осведомлены. Вот оно! Удобнейший случай.
Совершенно по-другому стоит теперь взглянуть на вчерашний экскаватор, спозаранку припыливший во двор их престижного дома и раскопавший дорогу аккурат возле их подъезда. Конечно, это и в самом деле могла быть инициатива коммунальщиков, решивших заменить прогнившую трубу, – но сердце вещует, что и здесь не обошлось без ходов. Очень уж кстати подгадали чумазики с отбойными молотками, вскрывшие асфальт и прорывшие канаву так, что до машины завтра придется идти метров примерно сорок – по дорожке, вдоль подъездов, по открытому, простреливаемому месту. По тому самому месту, куда выходят окна елагинской квартиры. Они выходят все трое, господин Савельев с женой и падчерицей, – и попадают под огонь маньяка. Охрана, конечно, будет бдить, но чем она поможет, если, скажем, в ход пойдет автомат? Порежет всех скопом – босса с чадами и домочадцами, бодигардов, случайных прохожих и кошек на заборах. Кучный огонь из автомата, который держат умелые руки, – вещь страшная, нисколько не похожая на бесцельную пальбу из голливудских боевиков…
Впрочем, автомат вовсе не обязателен. Хороший снайпер с магазинной винтовкой-бесшумкой успеет натворить дел не менее жутких, а вот его, вполне может оказаться, никто и не успеет вычислить, не говоря уж о том, чтобы снять.
Ничего, – подбодрил он себя, закуривая сигарету. – Постараемся уцелеть. Прорвемся. Место, время, точка засады – все известно. Лишь бы не оказалось где-то рядом второго, для подстраховки. Нет, маловероятно. Круг особо доверенных Пашкиных лиц сужен до предела. Прорвемся!»
Он извлек из сейфа свое якобы заявление насчет сексуального маньяка Елагина, изорвал бумагу в клочки, спалил в раковине в комнате отдыха. Побрызгал спреем, чтобы «культурно воняло». Потом разломал кассету, порвал пленку, завернул все это в газеты, запихал в урну – дисциплинированная уборщица в понедельник выкинет без лишнего любопытства. Что бы ни случилось, чем бы ни кончился завтрашний поединок, от Пашкиной версии не останется ни рожек, ни ножек…
Управившись с этим, вызвал Земцова. Не предлагая тому сесть и не садясь сам – дабы подчеркнуть тем срочность и важность дела, – распорядился:
– Оставайтесь в здании после окончания рабочего дня. Когда все разойдутся, вскроете кабинеты Косарева и Ирины Сергеевны. Лично, никого из своих не привлекая и не ставя в известность. Проведете выемку всех документов, которые я подписал после возвращения из больницы. Все изъятое сложите в мой сейф. Вопросов не задавать. Сохранять полную секретность. Объяснение получите потом, а пока могу вас заверить в одном: я в своем уме. Или есть сомнения?
– Да нет, – сказал Земцов.
