Самый далекий берег

хватало… Координаты записал до цифирки, ошибки не будет… – Он умолк, покосился на хозяина кабинета настороженно, просительно. – Антоха, ты ведь в обратку не сыграешь? Обещал же…

– Да отправлю я вас, ироды, – фыркнул Стрекалов. – Что мне с вами делать? Ближе к ночи и отправлю, когда «главную трассу» снимут с дежурства.

– А раньше никак?..

– Миша, будь доволен тем, что есть, – сказал майор серьезно. – Говорю тебе, до двадцати трех тридцати «главная трасса» на постоянном дежурстве. Запороться хочешь? Ежели автоматы контроля зафиксируют, огребем все… – Он вздохнул: – Интересно, почему я вообще с тобой связался? Почему соучаствую в твоих авантюрах, за которые и мне при неудаче холку намылят?

– А ответ простой, Антоха, – сказал успокоенный Мухомор. – Потому что ты по натуре такой же авантюрист и прохиндей, вовсе не склонный делать культ из уставов и регламентов… Скажешь, нет? Да ладно тебе, Степаныч свой парень… – Он одним глотком осушил стопочку, блаженно улыбнулся, расслабленно откинулся на спинку. – Слышь… Давай, пока делать нечего, Степаныча по хроносу покатаем? Пусть первоходок полюбуется…

– Миша, ты, однако…

– А что? – невинно вытаращил глаза Мухомор. – Говорю тебе, парень в доску свой, не заложит. Меня ж ты катал? Да ты на него косяка не дави, Степаныч, точно тебе говорю, не из стукачей… Антоха? Все равно без дела маешься… К Иринарховичу, а? Мне после этого долбаного пидора хочется нормально расслабиться душой и телом… Да и тебе… Танюшка прибежит, Лизавета… Ах, Лиза-Лизавета… Ну чего ты менжуешься? С понтом, самому неохота. Хронос-то ни на каком не на дежурстве, точно? Что мне тебя учить, напишешь потом насчет профилактической проверки…

– Соблазняешь ведь, змей, – сказал Стрекалов, глядя в потолок с мечтательной улыбкой. – Танюшка и Лизочка – оно, конечно…

– Ну, так чего? И Степанычу покажем, что такое время и с чем его едят… – Он обернулся к Кирьянову. – Ну, ты понял, юнкер-кадет? Стрекалов, господин майор, он у нас не просто так, пописать вышел. Серьезными делами заворачивает. У него тут, – Мухомор легонько постучал кулаком по белоснежной стене, – машина времени, или как она по-научному именуется…

– Серьезно? – спросил Кирьянов осипшим голосом. Как он ни приобвыкся ко всевозможным чудесам, этого не ожидал.

– Ну да, – досадливо махнул рукой Стрекалов. – Хронологаторный пульсор последнего поколения, с автореверсом и стабилсканированием… Машина времени, если вульгарно. Костя, нижнюю челюсть на место поставь…

– Ай да Структура… – проговорил Кирьянов.

– На то она и Структура, – пожал плечами Стрекалов. – Ага, ага… На смену полной обалделости приходит отчаянный блеск в глазах, блаженная улыбка… Насколько я могу судить, воспитанный фантастикой индивидуум, сиречь обер-поручик Кирьянов, в мгновение ока возмечтал о головокружительных приключениях в стиле своих любимых авторов… Вынужден разочаровать. Все опять-таки скучно и буднично.

– Почему?

Стрекалов сказал без улыбки, совершенно серьезным тоном:

– Потому что существует длиннейший и обширнейший список ограничений и оговорок, который даже я со своей склонностью к гусарству и пренебрежению регламентами нарушать не берусь… Это как-никак время, Степаныч. Давным-давно прошедшее, и прошедшее именно так, а не иначе.

– Да я понимаю! – быстро сказал Кирьянов. – Хроноклазм…

Стрекалов поморщился:

– Грамотные все, книжек начитались… Но в принципе все верно. Хроноклазмы, а как же. Куда от них денешься, родимых. А посему, как легко догадаться, осторожность возведена даже не в куб, а в культ. Чтобы чего-нибудь ненароком не покорежить. Я, конечно, говорю не о пресловутом «парадоксе убиенного дедушки» – тут все сложнее. В случае серьезного нарушения уже однажды бывшего последующая линия времени искажениям не подвергается. Грубо говоря, можешь не только своего дедушку завалить, но и перестрелять полгорода с ним за компанию… Вкупе с дюжиной самых что ни на есть исторических личностей – Наполеона со всем его генеральным штабом, Ивана Грозного с боярской думой…

– Развилка, а? – сказал Кирьянов завороженно.

– Неплохо для дилетанта, – благосклонно кивнул Стрекалов. – Именно, обер-поручик. На «точке вмешательства» возникнет развилка, и может этих развилок образоваться столько, что целая академия не сочтет. Но именно здесь и таится философский препон. Галактическое моралитэ. В этой новообразованной развилке может пролиться столько крови и совершиться столько непотребств… Следует простой, ясный и логичный вывод, продиктованный галактической моралью и гуманизмом: ввиду непредсказуемости последствий следует категорически избегать действий, приводящих к образованию развилок. С нарушителя, конечно, кожу живьем не сдерут и даже на пятнадцать суток не посадят, но наказание, по галактическим меркам, будет нешуточное – на всю оставшуюся жизнь отлучат от Структуры… Потому что, пока набрались опыта и обучились на прецедентах, печальных примеров успели навидаться…

– Я, кажется, понимаю… – сказал Кирьянов.

– Хочется верить… – кивнул Стрекалов. – Словом, отсюда и ограничения. Ничего страшного не произойдет, если мы все втроем прогуляемся по московским улицам в день коронации последнего императора – там будет столько народу, что возможности создания развилки сведены практически к нулю. Конечно, если мы ограничимся тем, что будем лишь смотреть и слушать, а не полоснем по кортежу его величества боевым лазером… Черт, да мы даже в нынешнем своем виде смогли бы прогуляться по Бородинскому полю, под Ватерлоо или даже на Курской дуге. Там кипела такая мясорубка, что никто чисто физически не смог бы отвлекаться на нас. А если кто и увидел бы, ему потом все равно не поверят, решат, что у человека крыша поехала…

– Антоша, хватит, – нетерпеливо поерзал Мухомор. – Он и так уяснил, не вчера родился… Парень ответственный. Поехали к Иринарховичу, а? Он рад будет…