Самый далекий берег

высокой интеллектуальной деятельности абсолютно неспособен. Ну, а заменить рядового пожарного или рядового, уж не обижайтесь, психиатра гораздо проще. Полная копия.

– Хотите сказать, он и с вашей женой вместо вас спал?

– Ага, – безмятежно сказал Терехов. – И в преферанс с мужиками резался, и пиво пил, и с женой спал…

– И вы об этом так спокойно говорите?

– А что тут такого? – с некоторым удивлением спросил Кирьянов. – Это ж не сторонний какой-то хахаль, это, если прикинуться, я сам, мое точное подобие, прекрасно имитирующее именно мое поведение… Под электронным микроскопом не отличишь.

– Интересно… – покрутил головой Терехов.

– Обычная практика. Копия, поймите, моя точная копия… Что ж тут ревновать? Вы мне так и не сказали, как ко всему этому относитесь…

– К вашему роману?

– Да тьфу ты, господи! – с неприкрытой досадой сказал Кирьянов. – К дневнику! Что, не верите?

– Не верю, – сказал Терехов.

– Беда мне с вами… – поморщился Кирьянов. – А теперь? – Он повернулся вполоборота на хлипком стуле. И не сделал больше ни одного движения, остался в прежней позе, но в кабинете вдруг зашелестело, зашуршало, истории болезни и прочая бумажная канцелярия вдруг вспорхнули с полок, закружили ворохом, сначала показалось, в хаотическом беспорядке, потом обнаружилось – в упорядоченном танце, бумаги кружили, не сталкиваясь, выписывая восьмерки и круги, поднимаясь к потолку и опускаясь ниже стола. Терехов приложил героические усилия, чтобы сидеть спокойно, не сорваться с места.

– Да хватит вам! – выкрикнул он наконец.

– Хозяин – барин, – дернул плечом Кирьянов. И летающие бумаги моментально потянулись на прежнее место, сухо шелестя, устроились на полках в прежнем порядке.

– И как же это у вас получается? – сердито спросил Терехов.

– Как? – Вот тут на лице Кирьянова на миг появилась растерянность. Не знаю, как объяснить… Солнце еще не зашло, его излучение обдувает Землю… Бумага – это в первую очередь целлюлоза… Вот и все, если вкратце, по-другому не получится…

– Ценная научная информация, – фыркнул Терехов, стараясь не выказывать растерянности.

– Какая есть, я, честно говоря, сам не знаю подробностей… Ну, а теперь?

– Теперь? – саркастически ухмыльнулся Терехов. – А что, собственно говоря, «теперь»? Бумаги летали по комнате. Ну и что? Что вы мне этим доказали? Я не уверен, что это вообще было в реальности. Быть может, вы гипнотизер-самоучка. Самородок из провинции. Гипнотизер творит и не такое… Вы мне продемонстрируйте что-нибудь поубедительнее, и не мне одному…

– Интересно, – сказал Кирьянов без всякого раздражения. – Мне что, прикажете из мезонного излучателя палить во дворе больнички? Предварительно выстроив у окон персонал и постояльцев? Кто мне такое позволит, доктор…

– Значит, не можете?

– На публике? Категорически не положено.

– Ну да, я так и думал…

– Ну а все же, любезный доктор?

– Что – все же? Ну, написали вы небезынтересный фантастический романчик. Ну, гипнозом владеете… И что дальше? Проверить ваши утверждения решительно невозможно. Или можно?

– Н-ну…

– Вот видите! – торжествующе сказал Терехов. – Мне тут за семнадцать лет преподносили истории и похлеще. Куда там хлеще! Простите уж, но фантазия у вас не самая богатая…

– Ну а если допустить на минутку? – вкрадчиво спросил Кирьянов. – Всего лишь допустить, а? Допустить, что все описанное – чистейшая правда… Что все так и было? Можете вы чисто теоретически высказать свое отношение?

– А оно у меня простое. Не верю.

– Почему? – пытливо, настойчиво повторил Кирьянов. – Можете вы объяснить, отчего не верите?

Терехов понемногу стал ощущать растущее раздражение. То, что происходило, было насквозь неправильным. Чем дальше, тем больше чертов пожарный держался так, словно это он изучал собеседника, всерьез проверял его реакции, испытывал, прощупывал, исследовал… На подобное поведение пациент психушки просто-напросто не имеет права – даже если он не больной, а всего-навсего хитрый симулянт. Изучать, проверять и исследовать в этом кабинете имеет право только его хозяин, по должности своей, по праву, по жизни… Любой, находящийся здесь на положении постояльца, будь он хоть трижды гипнотизер, обязан быть лишь объектом изучения…

И все же он сдержался – как-никак семнадцать лет стажа, не более и не менее. Профессия приучила к максимальной сдержанности и к железному терпению. Что ты за психиатр, если изучаемый способен тебя хотя бы чуточку вывести из себя, разозлить? А вот те хрен…

– Почему? – повторил Терехов, стараясь быть ироничным, спокойным и профессиональным. – Потому что… Потому что у вас все получилось как-то чертовски уж буднично…

– Иными словами, не согласуется со сложившимися у вас стереотипами, да? А если учесть, что стереотипы эти могли сложиться исключительно в результате чтения фантастики… Ничего удивительного, –