сначала замедлил шаг, а затем остановился совсем. Голову конь вниз опустил, неподвижно стоит, только дрожит крупной дрожью, так что бляшки узорные на наборной сбруе звякают: «Дзинь, дзинь…»
Из черного леса выходит белая волчица, медленно идет, не торопясь. Мех на ней белый, блестящий, крупным завитком по бокам ложится. Морда вытянутая, с большими глазами, смотрит грозно, страшно. Приблизилась к санной повозке, совсем близко к коню подошла, да и легла у его ног на дорогу… Следом за нею вышли серые волки, восемь волков. Разделились по четверо и встали рядом с санями с двух сторон.
Замерло все на таежной дороге: ни путника, ни кареты почтовой, ни огонька малого. Проснулась Елизавета, встала в санях, меховой полог скинула, на белую волчицу смотрит. И вдруг сказала она белой хищнице: «Зачем на дороге разлеглась? Домой меня не пускаешь? Ты и сама волчица-мать, может, эти волки серые тебе дети! Ждут тебя и любят, ищут в зимнем лесу. А у меня не четверо сынов и не восемь, а двадцать! Младшему годик, а старшему одиннадцать. Пусти меня к детям, белая волчица!»
Сказала смелая Елизавета слова эти волчице и сама испугалась: «Как посмела она самой волчьей царице указывать, когда вся Енисейская губерния боится ее?»
Тихо стало на зимней дороге, замерло все живое в страхе…
Вдруг белая волчица медленно поднялась из-под ног дрожащего коня, постояла чуть и пошла к темному лесу. А все восемь волков подняли ноги и по-собачьи пометили и сани, и коня, и полог меховой…
Потап Потапович дара речи лишился, замер на облучке недвижно, заледенев сердцем. Как только последний серый волчище к крайним елкам подошел, рванулся каурый конь с места, удержу нет!
Помчался конь, снег за повозкой вихрем завился, еле удержался кучер, чтобы не упасть да удержать сани.
Так и мчались до самого дома, до хутора, будто серая стая передумать могла и вцепиться в конскую гриву.
У тесовых ворот усадьбы остановились, не веря еще в чудесное спасение свое… Отворили ворота, завели коня на подворье, распрягли сани. Только тогда дух перевели, осмотрелись. Долго удивлялись жители Орловки невиданному случаю: зверь хищный, волчица белая, послушалась женщину, отступила!
Долго хозяйничала в тайге белая волчица, но однажды выследила ее стая охотничьих собак, ванаварских лаек. Целый день гоняли они ее по тайге и пригнали к лесной заимке. Здесь окружили они хищницу, встали в кольцо, из которого не было выхода. Собаки не решались броситься сразу и медленно приближались, сжимая живое кольцо.
И вдруг белая волчица завыла. Она закинула вверх голову, и ее громкий вой наполнил лес, морозными иглами отзываясь в каждом сердце. Загадочный и непонятный, печальный и призывный, волчий вой звал и тосковал, рассказывал и сжимал сердце слушающего черной тоской. Сначала собаки перестали лаять, затем сдвигать свое живое кольцо.
Белая волчица выла все громче, все тоскливее, а собаки медленно отодвигались от нее. Это был невиданный гипноз! Наконец волчица пошла на собак, они расступились и выпустили ее. После этого никто не видел белую волчицу, она ушла из наших лесов.
ЦАРСКИЕ ГРАМОТЫ
Широко-широко, до самого края земли, раскинулись раздольные сибирские пашни и луговины сочной травы. Но не всегда просторы эти ласкали взгляд путника. Высилась повсюду древняя, первозданная тайга.
Спали вечным сном заболоченные речки, блестели озера. Шумели в еловых лапах северные ветры студеного моря. Пробирались по бурелому огромные дикие звери, устраивая себе в чаще безопасные лежбища. Спешил засветло вернуться в теплое зимовье зырянский охотник, нагруженный мехами и вырезкой оленьей.
Разведали однажды угодья сибирские люди царские, люди смелые. Доложили государю российскому о новой землице. Заботясь о процветании государства, начал разумный царь великое дело заселения.
Знал батюшка-царь, что тесно крестьянину на обжитой старушке Руси, не для каждого пашня приготовлена. Жаждет настоящий пахарь свободного простора для труда крестьянского, каковой и ожидает его в Сибири просторной. Предсказал и Спаситель человеку: «Плодитесь и множитесь, наполняйте землю разумно!» Значит, благословил Господь, чтобы не теснились люди в отчем доме, а заселяли девственную землю. Быть по сему!
Так в давние времена благословили государи России заселение раздольных северных земель. От самого семнадцатого века стремились заселять и благоустраивать долины вдоль батюшки Енисея и притоков его.
В каждой губернии России выявлялись безземельные крестьяне, желающие стать переселенцами. Из многих мест переселенцы объявились: из Украины и Московии, Прибалтики и Приморья, Кавказа и Крыма.
Ехали семьями, с чадами и домочадцами, долгими дорогами и тропами. Разные это были люди, но их объединяло одно: беззаветная, горячая любовь к матушке-земле.
Рисковали они здоровьем своим и детей своих, терпели неудобицы ради того только, чтобы приложить руки к пашне, дать выход истинному трудолюбию крестьянскому, доброй душе человеческой.
Очистились руками переселенцев завалы буреломные, вынесли на рученьках они валуны гранитные с пашен сибирских, убрали россыпи камешников с дорог и дорожек.
Прибывали в Сибирь вместе с русскими разные народы империи Российской, и хотя и жили они малыми колониями, но драки между ними не случалось, всем земли хватало.
Про дивную историю семьи с Балтийского моря, литовской семьи Брэмс, будет повествование. Все они имели большую любовь к земле, огромное трудолюбие, имели душу крестьянскую. Невозможно забыть предков, чьими руками очистились от бурелома прекрасные черноземные пашни, забыть их – значит отречься от самого дорогого, своих корней.
Все народы принимали участие в создании современного облика Сибири, всем им низкий поклон молодого поколения сибиряков. Но поведали мне сказ о переселенцах из Прибалтики, потому и о них рассказ будет. А о других переселенцах, возможно, и более достойных, написаны будут другие сказы.
Случилось это в 1901 году, в прибалтийском городе Каунасе. Литовский крестьянин по имени Ян Янович из рода Брэмс не имел земли и работал наемным рабочим у разных хозяев. На русский язык имя Ян переводится как Иван.
Здесь, в городе Каунасе, узнал Ян о вербовке крестьян в богатые сибирские земли. Управление города Каунаса выделило агента, который занимался оформлением документов согласившихся на переезд. Каждому мужчине выдавалась гарантийная грамота на семь гектаров земли, право владения закреплялось грамотой-документом, подписанной самим царем, самодержцем Российской империи.
Ян Янович мечтал о земельном владении, о собственной ферме, о крестьянском хозяйстве, поэтому сразу же согласился на все условия. Помогла городская управа города Каунаса, выделила стряпчего – агента по недвижимости. Занимался тот агент составлением особых, гербовых бумаг, бумаг с гербом Российской империи, подписанных самим царем.
Писаной красоты документ был, теперь уж таких нету! Выдавался каждому хозяину, мужчине, в возрасте до сорока лет.
«Мы, Николай Вторый, Император всея Руси… княжества Финляндского, Курляндского, Польского, жалуем подателю сего документа семьдесят десятин земли Сибирской в вечное пользование, с правом наследования мужчинам рода, подданному моему крестьянину Яну Яновичу, урожденному Брэмс…»
Далее перечислялись права и обязанности нового землевладельца и сообщалось, что выдается ему сто рублей серебром из казны царской на обзаведение хозяйством на новом месте, что в течение десяти лет от дня первой борозды освобождается он от любых налогов и податей. Кроме того, может брать кредит в российских банках и Аграрном банке для устройства местных промыслов и заводов по переработке сельскохозяйственного сырья. Мечта исполнялась на глазах, счастливей голубоглазого Яна не было человека! Ему исполнилось тридцать два года, он горел желанием превратить землю в цветущие поля и сады…
После оформления документов, 3 мая в чудесный солнечный день семья молодого эстонского крестьянина прибыла на железнодорожную станцию. Состав подали товарный, с «телячьими» вагонами.
