что полезет следом за ним в душ – нет, обошлось. Но потом не отставала ни на шаг, игнорируя насмешливые взгляды Кацубы.
Он докладывал кратко, четко, как-никак была большая практика. И заняло это совсем немного времени.
– Великолепно, – сказала Даша, видя, что остальные молчат. – Я вам, честное слово, завидую, господа офицеры, – непринужденно высаживаетесь на остров, оставляете пару трупов… Прелестно. Завидки так и берут…
– Я вам совсем забыл сказать, Дарья Андреевна, – задумчиво протянул Кацуба. – Аккурат несколько часов назад, когда наши друзья поплыли на «Веру», их под водой пытались порезать ножичками некие нехорошие парни. Которые к тому же притащили туда нечто, крайне напоминающее подрывной заряд…
Она подняла брови:
– И куда эти ребята потом девались?
– Один успел сбежать, – сказал Кацуба. – А двое… знаете ли, не успели… Ну, это наши дела, мы не собираемся писать заявление в милицию. Хочу вам только напомнить, что именно к этому самому островку собирался направить судно еще один покойный «плохой парень», который так невежливо тыкал в вас пистолетом… По-моему, это наглядно свидетельствует, что обитатели острова – народец то ли криминальный, то ли наглый до предела, коли уж не уважает ни нашей конторы, ни вашей… Я логично рассуждаю?
– Логично, – сказала она. – И теперь, кажется, понятно, отчего вы так гостеприимны и любезны. Всегда можно сказать: в то самое время, когда ваши головорезы окаянствовали на суше и на море, на борту судна присутствовала майор Шевчук…
– Вот именно, – сказал Кацуба с ангельской улыбкой. – Прагматики мы, что уж там… А вы – нет? Дарья Андреевна, вас ведь никто на аркане не тянул. Такова уж игра – мы пытаемся выжать из вас какую-то информацию, а вы, в свою очередь, ходите по пятам, стараясь вызнать нечто полезное вам… Вынужденный симбиоз, – и он улыбнулся еще ослепительнее. – Хорошо. Я прекращаю все попытки убедить вас произвести бартерный обмен. Все равно не скажете, зачем сюда приехали и за кем гонитесь. Я надеюсь лишь на мааленькую услугу: если у нас будут какие-то неприятности с местной милицией, рассчитываю за ваше чуткое заступничество. В конце концов, мы вам еще нужны… Вдруг да пригодимся.
– Постараюсь, – сказала она, определенно делая над собой усилие и не высказав вслух все, что о Кацубе думает. – Если вы не устроите нечто вовсе уж запредельное…
– Железная девочка, – сказал Кацуба, когда за ней закрылась дверь. – Мучается, бедная. И хочется, и колется, и мама не велит. Между прочим, я всерьез опасаюсь неких акций. Налет на слухачей вроде бы прошел без последствий, но после сегодняшних свершений могут и обидеться. И будет нам нешуточная проверка. Если они имеют некое касательство к конторам и органам, нам устроят серую жизнь…
– А если это все же некие частники? – спросил Мазур.
– Тогда могут и попытаться отправить нас на тот свет, – как ни в чем не бывало сказал Кацуба. – Нет, хорошенький будет тест… А потому нужно как ни в чем не бывало возвращаться в гостиницу. Не боишься?
– Я свое отбоялся, – хмуро сказал Мазур. – Давно уже… Радисты ничего такого не перехватывали? Пока я плыл, можно было весь полевой устав по радио передать…
– Была передачка, – кивнул Кацуба. – Продолжительностью около пяти минут. Никаких сомнений, шла с острова. Шифрованная, конечно. Ну, она-то меня не интересует – и оттого, что дешифровщика на борту, как ни запаслив Степан Ильич, нету, и потому, что эта передачка может быть только паническим докладом об уроне и потерях… Держи.
Он вытащил из внутреннего кармана «Макаров», положил его на стол, прикрыл красной книжечкой. Мазур ее тут же раскрыл. Фотография была его, он по-прежнему оставался Микушевичем Владимиром Степановичем, но на сей раз в звании капитана, и имел честь состоять на службе в Шантарском военном округе.
– Запасной вариант, – сказал Кацуба. – На случай открытого конфликта с органами, охраняющими правопорядок от граждан… Паспорт твой я уже истребил. Да и свой тоже. Пора переходить из разряда цивильных придурков в категорию людей, за которыми есть кое-какая сила. По-моему, самое время…
– Сожрут нас «зеленые», – бросил Мазур, привычно проверяя пистолет.
– Ну и черт с ними. Выжали мы из них все, что могли… Ты погоди, пушку в карман не пихай, Ильич кобуру сейчас принесет… Знаешь, что меня во всей этой истории интригует больше всего? Загадочные баллоны в комплекте с противогазами.
– А может, и не особенно загадочные? – сказал Мазур. – Ты что, забыл про сейнер? Теперь, когда мы знаем и про их аквалангистов, и про скоростное суденышко, можно выдвигать версию. «Подушечник» без труда догоняет рыбацкую посудину, экипаж в противогазах. Людей заставляют поднять руки, спуститься, скажем, в трюм… И пускают газ. Потом художественно располагают трупы в надлежащих позах, доводят сейнер до определенного места, пересаживаются на свое судно…
– Голова у тебя работает, – тихо сказал Кацуба. – В самом деле, версия интересная. Я бы сказал, способная обернуться правдой… И то, что они боялись стрелять по палатке, сюда прекрасно укладывается. – Он досадливо помотал головой. – Но «Вера» эта клятая… Она-то ни в какую версию не укладывается…
…Мазур потянулся за сигаретами, и сразу же рядом тихонько заворочалась Фаина:
– Не спишь?
– Да покурить захотелось, – сказал он. – Я думал, ты уснула…
– Не могу никак. Дай и мне, что ли…
Мазур щелкнул зажигалкой, трепещущий язычок выхватил из мрака ее грустное лицо, круглое голое плечо в ворохе разметавшихся волос. Он чувствовал себя самую чуточку неловко – вернувшись за полночь в гостиницу и встретив Фаину, поневоле принял ее самое недвусмысленное приглашение, нельзя же отталкивать женщину, с которой провел прошлую ночь, ссылками на усталость, не по-мужски как-то, но и не признаешься, от
– Да ладно тебе, – сказала Фаина, уткнувшись щекой в его плечо. – Кряхтишь, ворочаешься… Я же вижу, что ты весь – как выжатый. Очень устал?
– Да здорово вымотался, если честно, – признался он.
– Вот и сказал бы прямо. Я же не дура, могу понять.
– Неудобно как-то было.
– Неудобно… – фыркнула она. – Ох вы, мужики, как дети… Да любая баба честно тебе скажет, что ухайдокалась до предела за стиркой-готовкой, ни на что не способна… И переживать из-за этого не станет. А я тем более тебя могла бы понять, получше некоторых. Герка тоже выматывался, я-то знаю…
– Какой Герка?
– Господи, да Гриша… – она слегка напряглась. – Ты знаешь, он же был по паспорту Герман. Сначала. Батя отчудил. Ну, а потом, когда Герка вошел в сознательный возраст, стал соображать: Герман, да еще Агафонович, да еще Соловаров… Когда меняли паспорта – помнишь старые, черно-зеленые? – на красные, он и записался Григорием. Говорил, так оно нормальнее… Здоровый был мужик, да ваша работка выматывает…
– Погоди-погоди, – Мазур, наконец, кое-что сопоставил. – Он что, водолаз?
– Ну да, – буднично сказала Фаина. – Года до восемьдесят девятого работал в порту. Пока не ввязался во все эти дела. А водолаз был хороший… первого класса… или первого разряда… не помню, как это у них называется. Как раз в восемьдесят девятом мастера дали.
– Водолаз-мастер? – спросил Мазур. – Первый класс?
– Точно. Так это и называлось. – Она тяжко вздохнула. – Господи ты боже мой, водолазам в порту до сих пор хватает работы, и деньги платят почти регулярно… Не полез бы в эти заморочки, был бы жив… Ведь двое детей осталось… А ради чего? Ради этой болванки?
– Какой болванки? – лениво спросил Мазур, все еще обдумывавший нежданную новость и пытавшийся найти ей место в общем коловращении загадок.
