Второй абсолютно схожим голосом прогудел:
– Не извольте бояться, новая хозяйка. Мы не какие-нибудь, мы верные и порядок блюдем строго. Работенку бы нам, мы завсегда исполнительные, не то что какие-нибудь…
– Работенку давай, хозяйка, – поддержал первый.
Оба так и застыли там, где остановились, шагах в трех от постели, глупо ухмыляясь и выжидательно таращась на Ольгу. Она вонзила ногти себе в предплечье и зашипела от боли – все это, несомненно, происходило наяву, и незнакомцы были не ночными кошмарами, а существовавшими на самом деле жуткими созданиями…
Одним отчаянным прыжком Ольга соскочила с постели, быстро обогнула парочку и рванула на себя створку окна, уже твердо намереваясь устроить всеобщий переполох. Створка, обычно подчинявшаяся легкому касанию, даже не шелохнулась, как будто была заколочена намертво, чего, разумеется, не могло быть, Ольга сама ее закрывала перед сном малое время назад…
Ободренная тем, что они так и стоят на месте, не делая попыток схватить ее или воспрепятствовать, она кинулась к двери, всей тяжестью тела навалилась на бронзовую начищенную ручку. Дверь, как и окно, не поддалась, словно ее приперли снаружи неподъемной колодой…
Повернувшись к ней, странная парочка ухмылялась все так же идиотски. Один сказал настойчиво:
– Хозяйка, давай работу. Без дела нам сидеть никак невозможно. Ты в дверь-то не торкайся, она ж тоже запечатана, и никто не слышит. Какое им дело, о чем мы с хозяйкой беседуем?
– Какая я вам хозяйка? – вскрикнула Ольга.
– Скажешь тоже! Самая что ни на есть доподлинная. Потому как ваши мы теперь, хошь с кашей трескайте, хошь на березу садите заместо дятла. Мы завсегда исполнительные.
Что-то полузабытое, смутно знакомое стало приходить на ум – но Ольга все еще была слишком потрясена, чтобы рассуждать здраво. Парочка тем временем приблизилась к ней вплотную, поднялись могучие руки, ухватили ее за плечи, за руки. Ольга не в силах была и шелохнуться – хватка у них оказалась медвежья. От обоих густо несло каким-то неживым запахом вроде мокрой древесины, неведомо сколько пролежавшей в кадке с затхлой дождевой водой. Ольге стало нешуточно больно, она дернулась, но высвободиться, конечно, не смогла. Странные, стискивая ее не на шутку, талдычили вразнобой:
– Давай работу, хозяйка! Изнываем без работы, измаялись, невмочь нам прохлаждаться. Сильвестр Фомич, бывало, уж знал, как своих верных слуг занять, чтоб, значит, никакой лености и в помине…
От боли и испуга у Ольги начала кружиться голова, она пошатнулась…
– Те-те-те! – раздался новый голос, гораздо более человеческий, звонкий и непринужденный. – Вы почему здесь, бессмысленные? А ну-ка, улетучьтесь оба пока что, хозяйке время нужно в себя прийти. Только два таких чурбана, как ваши милости, могут не понимать таких очевидных вещей… А ну-ка, брысь отсюда живенько!
Произошло нечто не менее удивительное: оба верзилы вдруг истончились, съежились, ссохлись, на глазах превращаясь в некое подобие колышущихся толстенных веревок, сохранивших слабое сходство с их первоначальным обликом, – а там и вовсе стали утончаться в веревочку, в ниточку, и ниточки эти с неописуемым звуком метнулись к замочной скважине, в каковой вмиг и исчезли, укорачиваясь с поразительной быстротой, пока не пропали совсем.
Ольга обернулась в сторону нового голоса. Не то чтобы ей стало спокойно, но очередная персона оказалась совсем другого облика: перед ней стоял тот самый турок, который тогда беседовал с Сильвестром, одетый в точности так же, с той же дерзко-веселой улыбкой. В отличие от исчезнувших, он выглядел совершенно натуральным созданием из плоти и крови, более того, практически человеком, а не чудищем из кошмара. Даже пахло от него не гнилым деревом, а чем-то восточным, наподобие благовоний.
– Не извольте пугаться, прелестная хозяюшка, – заговорил он с нахальством балованного слуги. – Я этих уродов пока что прогнал, больше они вас не потревожат. А вот нам с вами, ей-ей поговорить по душам прямо-таки необходимо…
– Кто вы? – растерянно спросила Ольга.
Блеснув великолепными зубами, «турок» сообщил:
– Смиренный и ничтожный Джафар к вашим услугам, луноликая. Вообще-то у меня есть еще множество имен, как у нашего народа в обычае, но вам вряд ли интересно. Можете меня называть попросту Джафаром…
Это про него говорил Сильвестр, вспомнила Ольга. И особо предупреждал держать в строгости. Но это ведь… Да, никаких уже сомнений…
Все мгновенно встало на свои места. Ей уже приходилось слышать, как маются колдуны, не в силах умереть, если не передадут кому-то свое предосудительное умение. Все совпадало до мельчайших подробностей. И мельник с ней выкинул чрезвычайно грязную шутку. Понятно теперь, почему на нее смотрел с такой злобой малолетний Миколка: он, теперь ясно, сам рассчитывал завладеть наследством, но у мельника были свои расчеты…
Ольга так и стояла посреди комнаты, уронив руки, силясь привести взбудораженные мысли хоть в какой-то порядок. Страха не было, уныния тоже – только злость на человека, который с ней вытворил такое…
– Подождите! – вскрикнула она жалобно. – Что же, я теперь… Быть такого не может…
– Очень даже может, прелестная, – деловито заявил Джафар. – Вы теперь полноправная наследница покойного нашего хозяина, повелительница наша. Чему лично я могу только радоваться: одно дело – быть прислужником старого сварливого отшельника и совсем другое – оказаться в подчинении у такой красавицы, средоточия достоинств и добродетелей, светоча очей и утехи для сердца… Красота ваша туманит разум, – заговорил он вкрадчиво, – и глаза ваши светят, подобно звездам, в ненастье и в ясную погоду…
Неизвестно, как это получилось, но Ольга обнаружила, что «турок» завладел ее рукой и бесцеремонно перебирает пальцы, поглаживает ладонь. Судя по ощущениям, его пальцы были теплыми, живыми, настоящими…
– Что вы себе позволяете? – спохватилась Ольга, стряхнула его руку, подошла к постели и бессильно опустилась, почти упала на нее. – Что же это… Я же теперь… Мне и в церковь нельзя будет…
