на которых они в данный момент находятся, и не более того…
– Вы полагаете?
– Уверен.
– Ах, вот как? – с самой ядовитой иронией, на какую только оказалась способна, улыбнулась Ольга. – Я видела кое-какие ваши забавы…
– Вот вы о чем… – граф, честное слово, улыбался не смущенно, а словно бы насмешливо. – Но ведь это забавы и есть, милая моя. Есть обычные люди, и есть другие, такие, как мы с вами. И другие вправе поступать со стадом обычных, как заблагорассудится. Вам еще не стала проникать в сознание эта истина? Ну, это вопрос времени. Когда вы освоитесь, сами поймете, что мы вправе поступать с обычными по своему хотению…
– Очень надеюсь, что никогда не превращусь в нечто вам подобное…
– Не зарекайтесь, – сказал граф с очаровательной улыбкой. – В этом есть своя прелесть, сами потом убедитесь, когда распробуете свои возможности…
– Послушайте, – сказала Ольга. – Можете вы мне откровенно ответить на несложный вопрос?
– К вашим услугам.
– Зачем я вам? Зачем вся эта комедия с предложением?
– Это вовсе не комедия, – серьезно сказал граф. – Это осмысленное, серьезное намерение.
– Зачем?
– Извольте, будем откровенны… Во-первых, милая Ольга, вы мне нужны затем же, зачем любому нестарому мужчине очаровательная девушка…
– Судя по некоторым рассказам, «нестарым» вас именовать не вполне уместно…
– Ах, вот оно что, – сказал Биллевич весело. – Старушка меня все же узнала? То-то взгляд у нее стал таким заполошным, даже расхворалась, бедная… Все верно. Мне и в самом деле чуточку побольше лет, чем можно подумать… но могу вас заверить, что я самый настоящий человек из плоти и крови и мой облик – не маска. Не думайте, будто достаточно меня перекрестить или, скажем, ударить осиновым колом, как я моментально превращусь в дряхлого старика, а то и вовсе в скелет. Не тот случай, честное слово.
– Как интересно…
– Отсюда как раз и вытекает «во-вторых», – сказал он без улыбки. – Вы меня интересуете не только как женщина. Я одинок. Мне нужна спутница. Такая же, как я, из тех же, что и я. Я готов учить вас и развивать, как ученый профессор учит и развивает студента. Вместо жалкого набора примитивных трюков, который вам нежданно достался от деревенского ремесленника, вы сможете овладеть такими силами и возможностями, о каких и представления сейчас не имеете. Перед вами распахнутся такие горизонты, откроются такие миры…
– Заманчиво.
– И совершенно реально. Вам достаточно только подать мне руку… Успокойтесь, я в переносном смысле, – рассмеялся он, увидев, что Ольга непроизвольно отпрянула. – Вам стоит лишь пойти со мной… Поверьте, вы меня всерьез заинтересовали. Не годится себя хвалить, но скажу без ложной скромности: я стремлюсь жить интересно, не размениваясь исключительно на те самые пошлые забавы, свидетельницей которых вы, надо полагать, оказались. А вот мой друг, камергер Вязинский, между нами – как раз ужасающий примитив, если можно так выразиться. В нем нет ни жажды поиска, ни страсти к дальнейшему познанию, он всецело ушел в извлечение выгоды из своего положения. Вы его интересуете исключительно как очередная красивая игрушка, которую он потом выбросит. И не более того. Уж я-то его знаю… Меж тем мне нужна именно спутница. В каком-то смысле мои побуждения можно и назвать любовью, стремлением создать семью. Не иронизируйте.
– И не собираюсь, – серьезно сказала Ольга.
– Как все ограниченные люди, Вязинский прямолинеен до глупости. И это меня беспокоит. Коли уж он решил вас заполучить, он приложит все силы… перед которыми у вас нет должной защиты. Защитить вас могу только я. Так что решайтесь. Выбор у вас небогат – или стать моей ученицей, спутницей, возлюбленной, или будете жалкой игрушкой в руках Вязинского.
– Ну, это мы еще посмотрим…
– Не глупите. Вы не представляете, с кем имеете дело. Очень уж не равны силы. Соглашайтесь, Ольга. Вы и не представляете, что перед вами откроется, какие глубины, какие миры, дьявольски интересные, ничем не похожие на этот плоский кукольный ящик, что вы видите вокруг. Я хочу вам исключительно добра.
Вполне могло оказаться, что он был искренен. Но это ничего не меняло…
– Вы говорили, что я не знаю, какова ваша душа… – задумчиво произнесла Ольга. – Вы так полагаете? А если я примерно догадываюсь, как с вашими душами обстоит дело? – она смотрела графу в глаза, не отрываясь. – Есть у меня сильные подозрения, что ваша душа – и души ваших друзей – давным-давно проданы, заложены, и это не тот случай, когда можно выкупить у ростовщика заклад. И когда-нибудь ростовщик за своим закладом явится… Я права?
В глазах у него что-то мелькнуло – некая тень, мрачная и неописуемая, словно на миг распахнулось окошко с видом на черную бездну, вызывавшую исключительно омерзение. И Ольга окончательно уверилась, что оказалась права.
– С моей душой, знаете ли, еще ничего толком не ясно, – сказала она так, словно рассуждала вслух. – Во всяком случае, у меня, как позволяют судить некие житейские наблюдения, есть еще шанс. А вот касаемо вас – крепко сомневаюсь. Ваша душа уже не вам принадлежит. И вы меня за собой тянете в первую очередь для того, чтобы не было так жутко и одиноко там, где вы все оказались…
Лицо графа на миг исказилось злобной гримасой, которую он оказался не в состоянии сдержать.
– Вот и выходит, что нам с вами не по дороге, – продолжала Ольга уверенно. – С любым из вас. Давайте откровенно, что уж теперь играть в прятки… Я попытаюсь все же делать добро – то, чего от вас наверняка не дождаться.
