– О, Леха, – приглядевшись в темноте и узнав, ничуть не удивился Сорин. И тут же спросил:
– Выпить есть?
Карташ молча показал пустые ладони, споро прокачивая ситуацию. Прапор и без бутылки был уже отчётливо пьян, однако в Салуне Алексей его не приметил – стало быть, нажрался где-то в другом месте. Стало быть, это не он мочканул охотника, потому как, во-первых, он должен был подслушивать их разговор в зале, дабы сделать соответствующие выводы, а во-вторых, столь мастерски пощекотать заточкой не самого последнего лоха в посёлке – с пьяных-то глаз не очень получится. Да и не в его, Сорина, привычках было размахивать заточкой, в ухо дать ещё куда ни шло.
Не он завалил Егора, не он, кто-то другой…
– Сучка, – пожаловался Сорин. – Сказала – буду ждать там вон, у поваленного кедра, приходи. Ну, пришёл, пузырь принёс, всё чин-чинарем, как полагается. Час прокантовался, как дурак, и ни хрена. Выпить точно нет?
– Да нету, нету, – сказал Карташ. Встреча, кстати говоря, случилась весьма своевременная: прапор-то и покажет, что старлей шёл не откуда-нибудь, а от лесопилки. На случай, если вдруг у кого-нибудь возникнут какие-нибудь вопросы…
– Ну и ладно, – безнадёжно махнул рукой Сорин. – Пойду в Салун, вдену… Про нового пахана слыхал? Говорят, такое будет…
Распрощались они весьма мирно. Прапор ничего не заметил и не заподозрил.
Алексей дошёл до дома более никем не замеченный, разве что облаянный собаками, да разве ещё с крыльца соседнего дома его окликнул поприветствовать тихий пьяница Толян, здешний, пармовский, конюх. Вот и ещё один свидетель, что у него стопроцентное алиби. Не-ет, господа, как оно ни крути, а денёк, – уж прости, Егорка, – выдался счастливый…
Он снимал полдома с отдельным входом и даже своим палисадником у шестидесятилетней вдовы Тамары свет-Кузьминичны.
Провернув ключ в замке и чуть приоткрыв дверь, Карташ какое-то время стоял, прислушиваясь. Кто ж его знает… Но ничего подозрительного слух не отловил. Лишь где-то скреблись мыши, да с половины Кузьминичны доносилось трескучее бормотание чэ-бэ телевизора. «Президент США Джордж Буш-младший заявил, что…
В ответ на требования полиции освободить заложников… Тем временем военные действия на юго- востоке страны продолжаются…» – доносился сквозь треск помех бодрый рапорт телеведущей. Прям-таки сводки с поля боя. Политикой бабуля интересовалась более всего прочего в этом лучшем из миров, хотя по старости лет не слышала уже ни черта.
Овдовела она десять лет назад, её благоверного, тоже некогда сидевшего, но после тоже завязавшего, отчего-то снова посадили (ну поехал человек в Шантарск за какой-то дорогой покупкой, ну встретил старых дружков, выпил с ними крепко, а потом за компанию отправился на дело – и за компанию же погорел). Где- то на зоне в средней полосе России он и загнулся – как было сказано в похоронке – «от обострения язвенной болезни».
Сводки с полей…
Первое время Алексей, как завязавший курильщик, зело страдал от отсутствия телефона, а вот отсутствие телевизора перенёс на удивление спокойно – даже к бабке не заглядывал, хотя та разика два звала его посмотреть то ли «Санта-Марию», то ли «Просто Барбару». А потом ничего, привык и к телефону. Точнее, к тому, что его нет и никогда не будет – по крайней мере, здесь.
В сенях он включил свет, чего обычно не делал, заглянул в чулан на предмет незваных гостей с пиками, перьями и прочими заточками, только после этого прошёл в комнату.
С водки – с полей…
И первым делом, не снимая кобуры, вытащил из холодильника початую бутылку водки и недоеденную тушёнку. Воткнул вилку в содержимое банки, набулькал в стакан граммов сто пятьдесят. А пальчики-то, кстати, дрожат… Да, брат, не каждый день чуть ли не на твоих глазах убивают человека. К тому же, человека принёсшего ниточку к раскрытию тайны. К тому же, принёсшего эту ниточку не кому-нибудь, а именно те бе…
Пивной хмель от двух кружек пивка давно и без остатка выветрился – ещё б ему не выветриться после эдаких-то событий, а чтобы привести мысли в какое-то подобие порядка требовалось их чем-то встряхнуть.
Встряхнул.
Чуть полегчало, отпустило. Страха до сих пор не было, зато чувство азарта, подогретое водочкой, росло как на дрожжах. Забылось даже тревожное ощущение, предчувствие надвигающейся беды. Значит, он действительно набрёл на что-то важное. Ох, ё-моё, какие тут открываются перспективочки…
А вот на фига он завтра «хозяину» лагеря, полкашу Топтунову, понадобился – не понятно. Кого ещё там на станции встречать? Не до встреч как-то нынче…
В голове приятно шумело – ну да, на пустой-то желудок, да после дежурства, да после всего пережитого… Карташ помотал головой. Водку, откровенно говоря, он употреблял редко – нет ничего проще, чем спиться в таких вот местах, как эта долбанная Парма. Он понял это сразу, едва приехал в таёжную глушь. Но – если не хочешь спиться и свихнуться, надо, приятель, искать дело, надо искать, чем отвлечь себя от пустоты. Вот он и нашёл. И почти дошёл до разгадки. И поэтому – именно поэтому и только поэтому – сегодня можно было позволить себе наркомовские сто пятьдесят. То есть, прошу извинить великодушно, старлеевские сто пятьдесят. За удачу. Он правильно определил место, да и вообще в правильном направлении начал копать… Ну, теперь без «Макарова» он носа из дома не высунет, благо офицерам не возбранялось носить табельное оружие в свободное от службы время где угодно. Окромя, разумеется, внутреннего периметра собственно зоны.
В избе тикали, как им и положено, ходики, время от времени трясся мелкой дрожью пошарпанный холодильник, где-то за окном, очень далеко перекликались голоса. Не тело ли уже обнаружили? По- деревенски, со стуком, он поставил опорожнённый стакан на стол и шумно завалился на заправленную постель, закинул руки за голову. Кобура с «макаркой» больно врезалась в бок, он передвинул её на брюхо, чтоб не мешала. Будем исходить из худшего: Егора мочканули не из-за старых счётов, не ворьё, позарившееся на битком набитую торбу, не какой-нибудь пьяный юнец, коих здесь, признаться, как блох на
