горячке положат, кинулся в сторону, по пути напоролся на одного служивого, немного повздорили. От него перепал «калаш». Потом увидал, как отъезжает «вахтовка», дотумкал, что это вы линяете. Снова прыгнул на свой уаз, двинул следом по дороге. Уткнулся в жопу вашей тачке. Гранатку вашу увидел. Посидел возле неё, прикинул, как жить дальше. Раз меня обязали быть с вами, а я подписался, типа слово дал, то, значит, и должен быть с вами. Короче, пошлёпал по тайге, выискивая ваши следы, да заплутал – не следопыт, чай. Думал, кранты. Вот тут-то и напоролся на костёр, а возле него грелся этот мусорок. С ним, кстати, был ещё один. Какой-то мутный фраер из штатских. Подумал: на фига вам штатский? А двоих мне было бы не доволочь. Так что дорогу узнал от этого цирика оставшегося… И вообще, он много интересного напел про ваш поход. В курсе, падла. Хотите послушать, чего он знает и откуда? До дури любопытного напоёт. Одних кликух мне неизвестных целый список накидал…
Гриневский закашлялся и пнул офицерика в бок – словно тот был повинен в кашле.
– Гладко метёшь, – отметил Пугач. Холод в его голосе не предвещал ничего хорошего. – Выходит, при тебе ещё имеется мусорская волына.
– Да, и волына! Не веришь, бляха-муха! Мне не веришь! Ну, гляди, бросаю дуру на хрен! – вдруг заистерил Гриневский, поднял автомат двумя руками над головой, затряс им. – Давай стреляй, стреляй! Гляди, бросаю! И волыну кину, всё кину!
И тут жахнуло. Внушительно, надо признать.
Взрыв прогремел в лесу, прямо за шатровой палаткой с движком. Посыпались сбитые гранатными осколками ветви – если быть точнее, то осколками двух гранат, связанных друг с другом.
Ещё бы Алексею было не знать, сколько там гранат, когда именно при нём Геннадий инструктировал Машу, как правильно привести в действие опасную игрушку и произвести бросок по условленному сигналу – поднятый автомат!
И теперь, как чаще всего и случается в реальных противостояниях, а не в киношных, служащих единственно для увеселения зрителей схватках, всё решали мгновения.
Взрыв заставил урок повернуть головы, заставил инстинктивно пригнуться. То есть – на мгновенье отвлечься… А как уже было сказано, решали именно мгновения.
И эти мгновения вдруг растянулись в бесконечность, застыли… Только потом Карташ вдруг с удивлением обнаружил, что на весь бой ушло не больше двадцати секунд…
…Когда Гриневский поднял автомат, Алексей скинул верёвки, обвивавшие его запястья в чисто декоративных целях, и выхватил заткнутый сзади за брюки пистолет. А когда шарахнули гранаты, поднял оружие, намереваясь первым выстрелом снять Пугача.
Однако Пугача за столом уже не было. Волчара не клюнул на отвлекалово. Верхним чутьём или чем-то там ещё он сходу, на лету, почуял беду. И вместо того чтобы вращать головой и пригибаться, бросился под стол.
И Алексей тут же сменил цель. В его секторе обстрела, помимо Пугача, находились ещё двое, и один из этих двоих, черноволосый, похожий на кавказца, совсем близко от Карташа. Когда взорвались гранаты, кавказец двигался аккурат к Гриневскому – видимо, чтобы подобрать автомат, который тот грозился бросить на землю. Так что Карташу, от нечего делать частенько тренировавшемуся на пустыре за собачьим питомником в стрельбе по бутылкам, снять неподвижную цель одним выстрелом особого труда не составило. А вот на поражение второго уголовника, увы, ушло три пули. Мишень превратилась в движущуюся – зэк заметался в поисках укрытия, какового поблизости не обнаруживалось. Сперва помчался к дому, потом сменил направление, побежал, петляя, к ящикам с платиной… Его ошибкой стало то, что он пытался укрыться, а не вести ответный огонь. Третья пуля, выпущенная Карташем, достала-таки и его.
Карташ стрелял, понимая, что и сам превратился в идеальную, открытую, как на ладони, мишень, понимая, что Пугач должен, уже должен стрелять по нему, и не понимая, почему этого не происходит.
Гриневский, едва прогрохотал взрыв, опустил автомат к плечу и вдавил спуск. Короткой очередью он срезал того зэка, что больше других удивился явлению Гриневского, – и зэк повалился на землю. А Гриневский отпрыгнул в сторону, продолжая давить на спуск, упал, перекатился, уходя от очереди, выпущенной уголовником по кличке Грибник, и стрелял уже лёжа. Последняя, агоническая очередь Грибника прошила воздух над головой Таксиста.
А Карташ уже увидел, почему Пугач до сих пор не сделал ни одного выстрела в его сторону. Из-за нужника, едва завязалась перестрелка, вылетел заслуженный «археолог» и, вмиг оценив расстановку, понёсся на Пугача, на ходу стреляя из короткоствольного автомата. Он просто лупил очередями по столу и около, отвлекая Пугача на себя, заставляя того вжиматься под лавку. Закончив с двумя своими противниками, Карташ тоже метнулся к столу… но опоздал. Там всё уже было кончено.
Не раздумывая, Алексей подальше отбросил ногой пистолет, выпавший из рук Пугача, потом склонился над паханом, приложил пальцы к его шее. Жив авторитет! Он, расстегнув пряжку, выдернул из петель поясной ремень Пугача, связал ему руки. Уж чему-чему, а вязать узлы на руках их хорошо обучали в своё время. Полезное, знаете ли, для вэвэшника умение. А этот пахан, хоть и валяется сейчас в отключке, но по-прежнему опасен, как загнанный в угол волк.
Управившись с Пугачом, Алексей в пять шагов одолел расстояние до распластавшегося на земле «аспиранта». Присел рядом на корточки.
Проверил – хотя видел, что смысла в этом нет.
– Ну? – раздалось за спиной.
– Гену насмерть, – мёртвым голосом произнёс Карташ. – Пугач жив, но ранен всерьёз, в пузо… Никто из них не промахнулся, но… по-разному не промахнулся. – И добавил под нос:
– А хорошо умер археолог. С оружием в руках. Прямая дорога ему в Валгаллу…
– Надо утащить жмуров со двора, – сказал Гриневский, не услышав.
– Надо. – Карташ выпрямился. – Пошли.
– Слушай… Я тебя не больно пнул?
– В следующий раз убью… урка проклятая.
Они затащили покойников (и тех, которых не успели убрать нападающие, и новых) в бревенчатый дом. Входить в барак, где и без того было тесно от трупов, почему-то не хотелось.
