Завороженные

потолки, портьеры, вычурная тяжелая мебель, позолота, прочая роскошь. Он не бывал в генеральских квартирах, но подозревал, что любая из них в сравнении со здешним великолепием показалась бы курятником. Действительно, дворцовые покои. Вот это так занесло вас, Аркадий свет Петрович… Что называется, залетела ворона в высокие хоромы.

Лакей, прямо-таки порхая бесшумно, время от времени откалывая те же церемониальные антраша, проворно распахивал перед ним двери, давал пояснения, что тут к чему. «Нету ни гроша, чтобы дать ему на чай, — спохватился поручик. — Да нет, пожалуй что, во дворце и не берут, не положено…»

Все вроде бы осмотрел, вот только загадкой осталось предназначение золоченого столика в прихожей. На нем красовались два овальных, словно бы матовых предмета, более всего походивших на зеркала в вычурных рамах: маленькое и гораздо побольше. Вот только матовая поверхность ничегошеньки не отражала. Перед ними на столешнице — ряд начищенных, словно бы бронзовых квадратиков со здешними буквами и цифрами.

Уже немного приобвыкшись, он оглянулся на лакея с немым вопросом во взоре. Тот приблизился, бесшумно приплясывая…

Поручик невольно отшатнулся — то странное «зеркало», что было поменьше размерами, вдруг осветилось изнутри… и в нем появилось лицо полковника Стахеева. Выглядело это так, словно перед поручиком оказалось невеликое окошечко, в которое полковник и смотрел. Более того, полковник его явно видит тоже, они встретились взглядами… Ну, чудеса!

— Аркадий Петрович, — произнес полковник с совершенно будничным видом.

— Да? — хрипло, громко откликнулся поручик, оторопевший от несказанного удивления.

— Не будете ли так любезны ко мне зайти? Прямо сейчас?

— Д-да, конечно… — пробормотал поручик. — Разумеется…

— Вот и прекрасно, я вас жду.

Вслед за тем «зеркало» погасло, вновь став матовым. Поручик покосился на почтительно склонившегося лакея — нет, вроде бы не ухмыляется в открытую, чертов сын, хотя кто его знает, что у него на уме… Ладно, провались он…

— Благородный дарет прикажет подать ужин? — бесцветным голосом осведомился лакей.

— Потом, — сказал поручик. — Позже. Идите.

Лакей поклонился и бесплотным духом выскользнул за дверь. Не раздумывая, поручик вышел в роскошный коридор и без стука распахнул дверь в полковничьи покои — высокая и тяжелая, она тем не менее открылась удивительно легко, словно ничегошеньки и не весила. Полковник поманил его издали, с противоположного конца просторной прихожей, и поручик двинулся за ним, вышел на короткую галерею, куда, с первого взгляда ясно, вели только двери из их комнат… а, черт, покоев. Маевский уже стоял у высоких, по грудь, каменных перил. Никаких великолепных видов отсюда не открывалось — почти вплотную к галерее придвинулась самая натуральная чащоба, ничуть не походившая на ухоженные дворцовые парки. Один бог ведает, что за потаенные делишки дворцовые обитатели обделывают в этом именно крыле, но все вокруг доказывает, что эта уединенность неспроста…

— Думаете, господин полковник, подслушивают? — деловито осведомился Маевский.

— Кто их знает… — сказал полковник задумчиво. — Если мы умеем так обращаться с любыми языками… Кто их знает. Одно я вам скажу со всей уверенностью: по заверению компетентных лиц, никаких следов магии здесь не усматривается. Что ни о чем еще не говорит: иные наши достижения тоже к магии не имеют ни малейшего отношения. Ну, будем надеяться, что никто нас не слышит. Будем так считать, потому что все равно ничего другого не остается, нам попросту не найти другого уединенного места… Итак… — он развернул тот самый лист бумаги, — хоть какие-то новые сведения. Писано, несомненно, рукой Ягелловича — да я верю, что он действительно скрывал написанное под столешницей, на всякий случай… «Башни с игольчатыми шарами, по достоверным данным, числятся за Министерством Небес. Предназначение пока что выяснить не удалось». Вот, собственно, и все. Какое отношение это имеет к случившемуся, сейчас ответить невозможно. Но сведения, безусловно, интересные. Как и само здешнее Министерство Небес. Занимается оно вроде бы только тем, что руководит всеми здешними обсерваториями, но министр сей здесь играет большую роль и влиянием пользуется громадным. Да и обсерваторий что-то очень уж много, по нашим сведениям. Никогда не бывало в истории, чтобы какая бы то ни было монархия придавала астрономии столь большое значение и ставила соответствующего министра так высоко… да и других подобных министров я что-то не припомню. Конечно, здесь свой уклад жизни, свои порядки… но не так уж они отличаются от того, что нам привычно. А посему все это чуточку странно.

Маевский сказал осторожно:

— Вы полагаете, наши потому и… пропали без вести, что занимались этим? — он кивнул на бумагу.

— Предполагать можно все, что угодно, — без малейшего раздражения ответил полковник. — Вот только толку от предположений ни малейшего. Ягеллович разузнал, что Министерство Небес каким-то образом тесно связано со здешней религией, а религия здесь, в отличие от многих других мест, проста: они поклоняются некоему Великому Змею, чьего гнева положено страшиться, — помните, как нас приветствовала Элвиг? На этот счет есть пословицы с поговорками, кажется, даже соответствующие проклятья. Собственно говоря, в этом вроде бы и заключаются их религиозные воззрения — почитание этого самого Великого Змея и страх перед ним — вроде бы, я сужу по собственным наблюдениям, нешуточный. Мне довелось дважды беседовать с императором. Превосходно владеет собой, человек незаурядный, но когда зашла речь о Великом Змее, он, такое впечатление, явственно изменился в лице…

— И священники соответствующие есть? — деловито спросил Маевский.

— Разумеется.

— А монахи?

— Вот чего нет, того нет…

— Жалко, — с искренним сожалением сказал штабс-капитан. — По опыту других путешествий знаю, что монахи могут послужить бесценным источником информации. Если сесть с ним в трактире и заказать кувшин-другой… Впрочем, попы тоже на этот счет грешат порою… Благословите, господин полковник, в этом направлении действовать? Простые попики, в общем, везде одинаковы, и посидеть за бутылочкой не чураются, и поболтать любят. Помню я одного аббата в Париже…

— Ну что же… — подумав, кивнул полковник. — Возможно и есть резон. Только не увлекайтесь, зная вашу натуру…

— Обижаете, господин полковник, дело есть дело…

— Уж не сочтите за обиду, Кирилл Петрович, но энергическая ваша натура мне прекрасно известна, — сказал полковник с некоторой жесткостью. — Так что постарайтесь без… гусарских перегибов. Вряд ли они будут нас держать на положении узников, так что при первой возможности следует начать поиски. Как ни плохо вы оба ориентируетесь в здешней жизни, успели, наверное, понять, что никаких особенных сложностей здесь нет? Задача ваша не такая уж и сложная: попытаться хоть что-то узнать о наших людях. Деньги на расходы вы получите. Они настоящие… Где наши люди жили, с кем общались, примерно известно. Во все времена находилось немало пронырливых субъектов, готовых обменять свои знания на звонкую монету…

— Тем более что есть случаи, когда деньги и не придется тратить, — весело подхватил Маевский. — Вы же сами мне давали инструкцию подружиться с красоткой Элвиг. Буду выполнять с величайшим усердием. Что-то мне подсказывает, что эта особа — не монашеского склада, в глазах такие бесенята порой пляшут…

— Вот кстати, — сказал полковник, отчего-то отводя глаза и словно бы став сумрачным, — вынужден вас разочаровать, штабс-капитан. Поручение отменяется.

— Почему?

— Да исключительно потому, что у нее самой совершенно другие планы, — сказал полковник все так же хмуро. Поднял руку и постучал ногтем указательного пальца по золотому цветку на лацкане камзола