Понятно?
– Да, в общем…
– Второе. Тебе, извини за прямоту, нечего терять и некуда податься… У тебя есть шанс законным образом вырваться из нынешнего крепостного состояния?
– Ни малейшего, – сказала Ольга хмуро.
– А значит, тебя, если ты умная… а ты, несомненно, умная… заботят две вещи: во-первых, оказаться подальше отсюда, желательно за пределами Российской империи, во-вторых, располагать при этом достаточными средствами для жизни… Я не прав?
– Ты совершенно прав, – сказала Ольга.
– Отлично. Так вот, с некоторых пор я всерьез подумываю о том, чтобы перебраться в Европу. Здесь становится тесновато и жарковато… да и возможностей там не в пример больше. Чем цивилизованней и прогрессивней государство, тем больше оно предоставляет возможностей авантюристам… Я долго все обдумывал. Европа не склонна интересоваться прегрешениями, совершенными иностранцами у себя на родине… впрочем, и у нас в России не склонны вникать, не натворил ли иностранец что-то у себя дома, если здесь он ведет себя прилично… Если в России тебя неплохо защищают продажные судейские крючки, то в Европе, кроме адвокатов, есть еще и продажная журналистика, а это, чтобы ты знала, не менее сильная защита, если уметь ею пользоваться… И, наконец, обстоятельство, которое должно интересовать в первую очередь тебя: в Европе нет крепостного права. Даже если с тобой на улице любого европейского города нос к носу столкнется твой нынешний владелец, он ничего не сможет поделать… Как бы ни размахивал перед тамошними чиновниками и судьями купчей, ему расхохочутся в лицо. Короче говоря, жизнь в Европе для нас обоих крайне привлекательна. У меня в голове бродят пока что исключительно смутные образы, но уже сейчас можно с уверенностью сказать: такая парочка, как мы с тобой – умные, образованные, решительные, дерзкие – натворит в Европе нешуточных дел…
– Понятно, – сказала Ольга. – Бывает предложение руки и сердца, а это, стало быть, сделанное по всем правилам предложение пойти в сообщницы.
Фельдмаршал смотрел пытливо:
– Судя по твоему тону, тебя такое предложение не особенно и шокирует?
– Оно меня ничуть не шокирует, – сказала Ольга. – Я бы, пожалуй, не согласилась идти в помощники к какому-нибудь ворью, убийцам, головорезам… и в веселый дом ни за что не пошла бы. Но то, что ты предлагаешь… Меня сделали вещью, выбросили из нормальной жизни… и что же, прикажете подыхать с голоду? Считай, что ты получил согласие. Только… Можешь ты мне честно ответить на один вопрос?
– Постараюсь.
– У тебя совсем нет задних мыслей? Так-таки и нет?
Фельдмаршал на миг отвел взгляд, но тут же открыто глянул ей в глаза:
– Задние мысли есть. В конце концов, я – живой человек, а ты – невероятная красавица. Но эти мысли – далеко. Очень далеко. И я не собираюсь ни принуждать тебя, ни спешить. Если тебя это устраивает…
– Откровенность за откровенность, – сказала Ольга. – Такая постановка вопроса меня вполне устраивает. Я не Мессалина и не робкая недотрога. Посмотрим, время покажет… Если тебя это устраивает… Что ты на меня так смотришь? Будто мерку снимаешь…
– Именно, – с улыбочкой ответил Фельдмаршал. – Коли уж мы договорились и ударили по рукам, нужно действовать. Тебе понадобится одежда…
– Неужели у тебя уже есть что-то на примете?
– Ты знаешь, есть, – сказал Фельдмаршал. – Есть, милая Полина… Я всегда говорю вслух о планах, когда они проработаны хотя бы наполовину… Бриллианты князя Игуменнова… точнее, княгини, потому что принадлежат они именно ей. По самой приблизительной – российской – оценке они уже сегодня стоят триста тысяч. Золотом.
Ольга, не особенно и раздумывая, воскликнула живо:
– Но я ведь их прекрасно знаю! Бриллианты Игуменновой, конечно… Большой фермуар, где, кроме бриллиантов, еще три больших изумруда происхождением из Индийской Голконды… Колье в три ряда, с подвесками… Браслет, серьги, аграф, опять-таки с изумрудом в центре…
– Ты о них слышала?
Ольга усмехнулась:
– Я их даже видела. На княгине. Не так давно.
– Ого… – протянул Фельдмаршал. – Я не интересуюсь, Полина, тем домом, где ты жила вплоть до печальных событий. Но совершенно ясно, что это не просто хороший, а очень хороший дом. Если у тебя была возможность видеться с княгиней Игуменновой… Ладно, это твои секреты, мне от них ни пользы, ни вреда… Если продавать камни из гарнитура Игуменновой по отдельности – а именно так и следует сделать, выйдет даже больше, чем триста тысяч…
– Тебе виднее, – сказала Ольга. – Вот только… Ты сам только что говорил, что не воруешь и не грабишь, что выдумываешь комбинации. Откровенно говоря, мне трудно представить комбинацию, после которой Игуменнова не пойдет в полицию. Я с ней не слишком близко знакома, но прекрасно знаю, что дама она неглупая и решительная…
– Скажем больше – мстительная.
– Вот именно…
– Я ведь не единожды повторил, Полина, что человек я неглупый… Сейчас бриллианты не у княгини – они лежат в несгораемом банкирском ящике в доме графа Сперантьева. Давай по порядку. Княгиня два дня как отправилась в Париж. Лет десять назад ее там серьезно обокрали, с тех пор она считает всех поголовно французов жуликами и мошенниками и потому в Париж не берет ничего из фамильных драгоценностей, даже самые скромные колечки оставляет дома, пользуется украшениями, взятыми на время у парижских ювелиров… А князь Игуменнов… коли уж ты осведомлена о его супруге, не могла и о нем не слышать?
– Ну разумеется, – сказала Ольга. – Постоянно пускается во все возможные… чуть не сказала «авантюры», но тебе, наверное, обидно слышать именно такое определение?
– Конечно, – серьезно ответил Фельдмаршал. – Авантюра – это предприятие, исполненное изящества, фантазии, дерзости… и тому подобных искусств. А князь занимается тем, что французы именуют «афера». Это, фигурально говоря, на несколько ступенек ниже. Хотя многие его аферы удавались и приносили выгоду, с благородной авантюрой они имеют мало общего. Так вот… Княгиня, прекрасно зная характер муженька, позаботилась о том, чтобы не оставлять драгоценности где попало. Заказала какому-то бельгийскому умельцу несгораемый ящик с секретными замками, заперла туда свои драгоценности, взяла ключи и со спокойной душой уехала. Вот только князь оказался предприимчив, предусмотрел все загодя и уплатил бельгийцу за второй комплект ключей столько, что тот вмиг забыл о добропорядочности… Еще не успела осесть пыль, поднятая княгининой коляской, как ее дражайший супруг выгреб все из ящика и помчался к графу Сперантьеву, коему и заложил за сто тысяч драгоценности, все до одной. У князя наметилась какая-то дурно пахнущая сделка, что-то касаемо земель в Новороссии. Самое смешное, она вполне может увенчаться успехом, и тогда князь драгоценности преспокойно выкупит – но пара недель у нас есть. Никто не кинется в полицию. Княгиня пробудет в Париже не менее трех месяцев. Драгоценности – часть ее приданого и принадлежат лично ей. Согласно законам Российской империи поступок князя – самая вульгарная кража, а то, что совершил граф Сперантьев, в том же Уголовном уложении именуется «дачей денег взаймы под залог безусловно краденых вещей», что опять-таки считается преступлением… Они ни за что не пойдут в полицию – чересчур уж чревато… Возможно, что-то предпримут – но не официально, а это, согласись, совсем другой оборот… Итак, бриллианты сейчас находятся в кабинете Сперантьева. И нужно только продумать, как их оттуда взять…
– Пустячок, а? – ухмыльнулась Ольга.
– Да уж какой там пустячок… – согласился Фельдмаршал не без грусти. – Придется поломать голову. Но и выигрыш… У графа скоро большой бал, кстати. При некоторой изворотливости нам нетрудно будет проникнуть в особняк… Ты великолепно сможешь изобразить светскую даму, да и я в роли вертопраха из общества буду достаточно убедителен…
– Не пойдет, – решительно сказала Ольга. – Мне туда никак нельзя являться в облике светской барышни, меня сразу узнают!
– Узнают… – сказал Фельдмаршал, задумчиво качая головой. – Ты же так и не сказала, где ты прежде
