было видно, что к таким состязаниям они не привыкли. Хорошо еще, что никому не пришло в голову крикнуть: «Держи вора!», иначе все пропало: ловля удирающего вора всегда была одним из любимейших народных развлечений, превосходящим по азарту даже кулачные бои…
Ольга как-то ухитрялась не сшибать с ног прохожих и вовремя уворачиваться от экипажей. На ее стороне были молодость и прекрасное здоровье – но преследователей наверняка подхлестывал возможный гнев камергера, так что игра шла на равных…
Все вокруг слилось в неразличимое мельканье окон, домов, лиц, мостов… Надо было любой ценой оторваться настолько, чтобы преследователи потеряли ее из виду…
Оказавшись в переулке, который она помнила – совсем недавно была здесь с Фельдмаршалом, – Ольга решилась. На бегу выхватила из кармана пистолет (благо прохожих не было), взвела курок на два щелчка – и остановилась в безлюдном мощеном дворе, возле невысокого хлипкого заборчика из потемневших досок, за которым надрывалась собачонка, судя по лаю, не особенно и большая…
Под низкую кирпичную арку доходного дома влетели трое… Грянул выстрел. Первый из бежавших схватился за живот и, выпучив глаза, с искаженным гримасой боли лицом медленно осел на землю. Остальные двое кинулись из-под арки обратно на улицу. Не теряя времени, Ольга отбросила разряженный пистолет, подпрыгнула, ухватилась за верх забора и отчаянным рывком перемахнула через него.
Она оказалась в тихом дворике, напоминавшем деревенский: немощеном, заросшем лопухами, с важно расхаживающими пестрыми курами расхаживает и какими-то деревянными сарайчиками – в Петербурге, вдали от блестящих центральных проспектов, хватает и таких вот патриархальных уголков, даже коров кое- где держат…
Собачка и в самом деле оказалась невеликой – к тому же, испуганная шумом и внезапным появлением чужого человека, поджала хвост и с невероятным проворством скрылась в лопухах. Увидев напротив калитку, Ольга кинулась туда. Какой-то мужик – вышел из сарайчика, хотел что-то крикнуть, но Ольга уже выскочила в калитку, оказалась во дворе следующего доходного дома, мысленно прикинула направление, коего лучше держаться. Выбежала под арку, пересекла улицу – чудом увернувшись от храпящего вороного рысака, запряженного в легкий шарабан, – свернула за угол, пробежала квартал, снова свернула…
Оглянулась – погони не было. Взгляд ее задержался на трехэтажном здании с каменными наядами (а может, дриадами) между вторым и третьим этажами. Знакомый дом – именно сюда, не уточняя, куда везут, заманили «корнета» лихие офицеры, чтобы приобщить к жизни настоящего гусара. Заведение мадам Изабо. А ведь, пожалуй, никто не станет искать барышню из хорошего дома в подобном веселом месте… по крайней мере сразу не станут…
Ни одного прохожего, улочка пустынна. Не мешкая, Ольга взбежала на крыльцо, поправила шляпу и решительно потянула на себя тяжелую бронзовую ручку.
Дверь, как и в прошлый раз, открылась легко и бесшумно. Побыстрее захлопнув ее за собой, Ольга огляделась. Роскошный вестибюль с устланной ковром мраморной лестницей и каким-то экзотическим растением в лакированной кадке был пуст, кругом тишина – надо полагать, для этого заведения время совершенно неурочное, здесь как раз отдыхают от трудов неправедных…
– Эй, есть кто-нибудь? – крикнула Ольга, топнув ногой.
Распахнулась дверь справа, и показался знакомый швейцар, седоусый и осанистый, похожий на отставного ветерана. Сейчас осанистости в нем усматривалось значительно меньше, он был без ливреи и медалей, в прозаическом потертом шлафроке, надетом поверх рубашки сомнительной белизны и клетчатых, на английский манер, мятых панталон.
– Ваше степенство, – сказал он, позевывая. – В такое-то время… Настоящее веселье начнется, уж не посетуйте…
Ольга подошла к нему вплотную и сказала тоном предельно уверенного в себе человека:
– Мне срочно нужно видеть мадам Изабо. Дело крайне важное. Она здесь?
– Где ж ей быть за два часа до полудня…
– Позови ее. Или лучше проведи к ней.
И она подкрепила свое настоятельное требование круглым золотеньким аргументом государственной чеканки. Аргумент, что неудивительно, оказал магическое воздействие: швейцар словно бы проснулся окончательно, выпрямился, обретя гордую осанку бывшего гвардейца, спрятал золотой и сказал радушно:
– Извольте пожаловать, ваша светлость…
Швейцар проводил Ольгу в комнату, похожую на контору: там стояли лишь стол с несколькими креслами, и довольно простой шкаф, судя по строгим очертаниям скрывавший в себе несгораемый денежный ящик. На столе Ольга увидела наполненную доверху чернильницу, пучок перьев в серебряной вазочке и стопу испещренных цифрами бумаг.
– Извольте подождать, – швейцар указал ей на кресла. – Сей минут доложу…
Ольга уселась, держа руку в непосредственной близости от пистолета (кинжал, как оказалось, вывалился из ножен, видимо, когда она лихо перемахнула через забор). Как она ни прислушивалась, входная дверь так и не распахнулась, стояла тишина – погоня, судя по всему, безнадежно сбилась со следа…
Ольга сняла шляпу, рукавом вытерла со лба пот. Спохватившись, торопливо собрала волосы в жгут и вновь нахлобучила шляпу на голову. Дверь бесшумно распахнулась, и появилась мадам Изабо, одетая по- домашнему, в пеньюаре из пышных кружев. Волосы у нее были уложены в нехитрую домашнюю прическу, она откровенно зевнула, прикрыв рот узкой ладонью. И воскликнула удивленно:
– Корнет?! Какими судьбами? Неужели мой скромный дом вас настолько очаровал, что вы пришли в такую рань? Я, право же, польщена… – ее полные губы раздвинулись в ленивой порочной усмешке.
Ольга молча перевела взгляд на швейцара, торчавшего за спиной хозяйки. О чем-то догадавшись, француженка махнула рукой:
– Ступай, голубчик, ты свое дело сделал… Итак, корнет? Что означает это статское платье и взбудораженный вид? Неужели вы вышли в отставку?
Ольга встала, подойдя к ней, сказала тихо:
– Мадам Изабо, у меня небольшие неприятности… Мне нужно укрыться где-то на денек-другой. Разумеется, ваши труды и молчание будут соответствующим образом… – Она сунула француженке в руку несколько золотых – не менее десяти и поторопилась добавить: – Это – в знак того, что на бедность я не жалуюсь. Вам будет уплачено и более…
Изабо переложила золотые из одной руки в другую – по монетке, пересчитывая. Оказалось даже не десять, а четырнадцать.
– Вы удивительно точно выбрали тональность разговора, корнет, – сказала француженка, все так же улыбаясь. – Очень правильное направление разговора… Ну что ж. Я – христианка, хотя и нерадивая, а Христос велел оказывать помощь страждущим… Вот только позвольте узнать сначала, в чем ваши прегрешения? Вы ведь наверняка что-то такое совершили, иначе не искали бы укрытия? Что? Дуэль? Что- нибудь похуже? Мало ли какие проказы устраивают нынешние молодые люди…
Ольга медлила.
– Давайте внесем ясность, мой милый корнет, – сказала француженка мурлыкающим голосом. – Я же сказала, что я – достаточно нерадивая христианка. А потому вовсе не придерживаюсь той пошлой точки зрения, что порок и преступление непременно должны быть наказаны. Если хотите, мои взгляды достаточно широки. Я в простоте своей считаю, что всякое деяние имеет свою цену, и при условии внесения достойной платы порок – не такой уж порок, а преступление – и не преступление…
Ольга поняла.
– Прикидываете, сколько с меня взять? – уточнила она.
– Ну разумеется, – без малейшего смущения кивнула Изабо. – Коль уж существует риск оказаться привлеченной за укрывательство, имеет смысл поинтересоваться, насколько далеко зашел твой случайный постоялец…
– Вам ничего, собственно, не грозит, – сказала Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно спокойно. – Ничего особенного не произошло. Это, если можно так выразиться, сугубо частное, домашнее дело, не касающееся нарушения законов. Меня, признаюсь по чести… – она досадливо потупилась. – Меня нынче утром застигли. В спальне. Пришлось бежать, по дороге отвесив несколько оплеух обитателям дома…
