– Нет.
– Правда?
– Правда.
– Хочу сразу добавить…
Даша так и не узнала, что она хотела добавить, – распахнулась дверь, и вошел Пал Василич Хотулев собственной персоной, вальяжный и неторопливый. Вежливо улыбнулся Даше:
– Рад вас видеть, Дарья Андреевна. Как дела, Галочка? – он наклонился над плечом врачихи и перечел все, что она написала. Благосклонно кивнул: – Ну что же, я уверен, вам удалось самым оперативнейшим образом и идеально быстро решить проблему…
Галочка польщенно глянула на начальство снизу вверх. Даше же показалось, что ее прошиб электрический разряд.
Построение фразы, интонация, барственная манера растягивать гласные… И запах дорогого одеколона!
Это был он. Это он в ту ночь, когда в гости нагрянули лже-сатанисты, был Краснобаем. С теми же нотками в голосе, лениво-презрительными, с той же смесью иронии и барственности интересовался у Орангутанга, может ли тот Дашу трахнуть, не снимая с нее браслеток. И никакой ошибки.
Она подняла голову, увидела, как Хотулев кладет перед Галиной какие-то бумажки, и та, бегло просмотрев, вскидывает на Дашу
– Вот как… – совсем другим голосом произнесла Савич.
– Я, с вашего разрешения, поприсутствую? – Хотулев весьма предупредительно повернулся к Даше.
Ну, и что ему прикажете ответить? «Пошел вон, козел»? Ведь упекут… Впрочем, они и так настроены упечь. Даша шкурой чувствовала, что ее положение, и без того не из лучших, с появлением Хотулева еще более усугубилось. Это нам тоже знакомо: под конец допроса, когда подследственный облегченно вздохнул и расслабился, якобы невзначай заявляется шеф или напарник с новыми козырями…
– Дарья Андреевна, – начала докторша столь уклончиво, что сомнений более не осталось. – Придется обсудить еще один крайне деликатный вопрос…
Следовало сохранять хладнокровие, момент был решающий, но Даша, не в силах себя превозмочь, бросила сухо:
– В жизни с родным отцом не спала.
– Почему вы решили…
– Да знаю я, что там написано, – Даша указала на свежеприбывшие бумажки. – Имела счастье познакомиться. И хотела бы знать,
– Потому что мы записывали строго со слов вашего отца. И со слов свидетельницы, находившейся при нем с самого начала приступа. Надеюсь, ее-то вы не подозреваете в соучастии в заговоре против вас?
– А разве я говорила, что против меня составлен заговор? – невинно спросила Даша.
– Насколько мне известно, вашему начальству вы об этом рассказывали много и охотно…
– Видите ли, я не первый сыщик, против которого устраивают провокацию со сбором компромата, – сказала Даша. – У нас такое случается. Я бы это не стала называть заговором, но против меня определенно работают…
Она обращалась главным образом к Савич, но видела по глазам той, что дело дохлое. У них тут «заговоры и козни» – симптом болезни, и не более того.
– Надеюсь, нас вы не подозреваете в соучастии с вашими… заговорщиками? – с непринужденной улыбкой спросил Хотулев.
– Ну что вы, – сказала Даша. – Однако так уж сложилось, что другой человек совсем по-иному описывал отцовский бред. Не так, как вы. И ни словечком не упомянул про «эротическую подоплеку»…
Взгляд докторши растерянно метнулся меж пациенткой и шефом:
– Да? А с этим человеком можно поговорить?
– Она умерла, – сказала Даша. – Ее убили. Та женщина, из чьей квартиры отца… увезли.
– Простите, Дарья Андреевна, а вы правду говорите? – спросила Савич.
– Увы, на
– Вы на что намекаете? – не выдержала Даша.
И увидела, как эскулапы обменялись нехорошими взглядами. Она нервничала все больше, давали о себе знать две почти бессонных ночи, Даша чувствовала, как ее начинает легонько трясти, словно в ознобе, и боялась, что врачи это заметят.
– Помилуйте, ни на что я не намекаю, – развел руками Хотулев. – Я, если помните, предостерегал вас от беседы с ней, говорил, что ни к чему хорошему это не приведет в вашем состоянии. В самом деле, загадочная история… Ну что же… Дарья Андреевна, как вы посмотрите на такое предложение: ненадолго задержаться у нас? Скажем, на недельку. Я понимаю ваше предубеждение против сего заведения, но поймите и вы – с галлюцинациями, подобными вашим вчерашним, шутки плохи. И пренебрегать ими опасно. В любой момент, совершенно неожиданно, может наступить обострение и принять крайне опасные как для вас, так и для других, формы. Вплоть до попыток самоубийства или стремления причинить вред окружающим. А у вас ведь, насколько мне известно, есть оружие? Нужно подлечиться. Я с вами говорю так