Открыла дверцу, выпрыгнула.
– Вам помощь нужна? – спросил водитель.
– Нет, – бросила она.
Обогнула дом, вбежала во двор и кинулась по пересекавшей его наискосок дорожке к дому Глеба. Перепрыгнула толстый хвост огромного зеленого крокодила, разлегшегося на газоне, – заметила, как удивленно таращатся на нее прохожие. Сжала зубы и прошла прямо сквозь серо-синюю гориллу, сидевшую на дороге. Горилла захохотала:
– Ак! Ак! Ак!
Даше показалось, что она теряет ориентировку. Чуть-чуть не повернула назад – представилось, что бежит не в том направлении. Снова отчаянно заморгала, встряхнула головой. Справа деловым шагом приближался целый взвод громадных санитаров в халатах, отливавших белизной снежных вершин, сверкавших мириадами ослепительных, коловших глаза искр. Ну совсем немножко еще, надо продержаться…
Трах! Она на всем бегу врезалась в прохожего – настоящего, твердого. Посыпались из его пакета какие-то свертки. Даша пронеслась дальше.
В подъезде стало совсем плохо. Ступени колыхались, как волны в шторм, вспучивались, ходили ходуном, весь мир то стискивал ее в тесной скорлупе, то простирался в дикие, невообразимые просторы – с ней вместе, ставшей размазанной по всей Галактике бесконечной полосой тумана. Вокруг так и прыгали разноцветные цифры: 25 25 25 25 25…
Она шагала скорее на ощупь, равнодушно отмечая, что рука уже чувствует не перила, а непонятные, неровные поверхности – скользкие, гладкие, полированные, угловатые, круглые… Не было страха, неожиданно пропал куда-то.
Пропал страх. Остался покой. Уютная бесконечность, раскинувшаяся вдоль Млечного Пути. Она видела
Даша уже никуда не спешила – жаль было покидать мир уютного покоя, безмятежной тишины и пронзительных, радужно-ярких
Великий сыщик Даша Шевчук. Самый великий. Все оказалось просто, до хохота – ха-ха-ха! – до колик, до пляски – пошевелим ногами, ах, рассукин сын, камаринский мужик, снявши зипунишко, он по улице бежит…
Кто-то, извиваясь рядом, подхватил громогласным голосом, не дававшим ни малейшего эха:
– Брысь! – сказала Даша, блаженно улыбаясь в пространство.
– Не время плясать. Некогда. Надо заниматься делом.
– Дел-лу время, дел-лу время, дел-лу время…
– Брысь! – она достала пистолет и не сердито, в общем, так,
Танцы. Пляски. Половецкие пляски. Танцы с волками. Бог ты мой, как давно она не танцевала! Но не время, не время…
Кого они хотели обмануть? Все предельно просто: если вокруг какой-то вещи начались странные явления, зри в корень. В самую середину вещи. Если странности замыкаются на телестудию, зри в самую середину, в корень, в суть. А где суть телестудии?
К А Д Р.
Ну-ка, повтори еще раз, медленно, по буквам, по звукам, по колебаниям воздуха – К А Д Р. Ты где-то слышала про это, ты не могла не слышать и не читать, ты знаешь все, что можно приспособить для криминала…
Даша сидела, делая одну длинную затяжку на миллион веков, на геологический период, медленно, с острейшим наслаждением выпуская дым, – и смеялась от счастья, плакала от счастья, она была самым великим сыщиком. Она раскрыла преступление века.
В разгар пылающего счастья, на пике нирваны, любования собой, гордости за себя, уважения к себе ее вдруг принялись бесцеремонно поднимать, хамски вырывая из белоснежно-золотых бесконечностей счастья, это было так обидно и унизительно, что Даша схватилась за пистолет, но не нашла под рукой ничего похожего, привычного. Ее тащили, она боролась, крича, – и сознание угасло под ударом мрака… Острого, колючего мрака.
…Она медленно открыла глаза. Комната была небольшая, белая, а за окном – без решетки! – зеленели кроны сосен, верхушки стволов были рыжие. Небо, правда, серовато-сизое – снова смог смешался с парком от незамерзающей Шантары…
– Как себя чувствуете?
Даша, глядя на человека в белом халате – незнакомого, не старого, лет сорока, – стала, прислушиваясь к ощущениям тела и первым, вяловатым мыслям, соображать, как же она себя чувствует.
– Нормально, – сказала она, пошевелив ногами, руками, чуть приподняв голову. – Голова кружится чуточку…
