В финале он заявил, что протокола подписывать не будет. Даша без возражений отстала. Старички тоже было решили не оставлять своих автографов на гнусной бумаге, но Родион им заявил: наоборот, им, как честным и беспристрастным свидетелям произвола, надлежит соблюсти законные формальности…
Интересно, на каком основании рыжей удалось выцарапать у прокурора ордер на обыск? Пожалуй, он не возражал бы против долгого допроса – не помешает узнать, что ей известно. Увы, когда почти все из ее банды улетучились, она принялась надевать плащ с таким видом, словно Родиона не существует вовсе.
– Я что, опять убил кого-то? – спросил он громко.
И невольно залюбовался ею – красавица, умница, великолепно владеет собой. Идеальная была бы напарница…
– Ну что вы, Родион Петрович, – сказала Даша, стоя к нему вполоборота. – Строго говоря, к вам этот обыск не имеет отношения. У прокуратуры были основания подозревать, что смерть вашей жены связана с чем-то незаконным, хранившимся у вас дома… Извините, я вынуждена изъять принадлежавший вашей жене газовый пистолет, поскольку он был зарегистрирован на ее имя, а у вас нет разрешения. Вы можете таковое оформить в установленном порядке, и тогда пистолет вам вернут как наследнику…
– Оставьте себе, – сказал он. – А то еще обидит кто-нибудь…
– Меня трудно обидеть, Родион Петрович, – отозвалась Даша, не глядя на него. – Многие в этом убедились… Кстати, мы вчера задержали одного молодого человека, давшего интересные показания…
– А доказательства у вас есть?
– Увы, нет. – Она повернулась к нему, глядя столь же бесстрастно. – Боюсь, некто, будучи вызванным на допрос, заявит что-нибудь вроде… – Она на миг задумалась. – Скажем, что мстил ветреной красотке, однажды явившейся к нему домой в самом сексуальном виде и вступившей в интимную близость, а потом отказавшейся таковую продолжать…
Они с чуть заметными напряженными улыбками смотрели друг другу в глаза – прекрасно друг друга понимали, видели насквозь. Но не могли причинить друг другу ни малейшего вреда…
«Умна, стерва», – мысленно похвалил Родион. Что-то в этом роде он и заявил бы на допросе – извините, гражданин прокурор, но эта рыжая явилась ко мне домой в самом откровенном виде, и мы немного порезвились на диване, я, глупец, влюбился, но она меня использовала, как игрушку, я потерял голову и послал первого попавшегося обормота с ней глупо пошутить… Мальчишество? Быть может, но я был в полном расстройстве чувств… И ничего бы она не доказала – те, кто ее сопровождал, поневоле показали бы чистую правду. Долго оставалась с ним наедине в его квартире, имея на себе минимум ткани…
– Я угадала? – бесстрастно спросила она.
– Возможно, – сказал он. – Интересно, а что будет с парнишкой, которого вы задержали?
– Придется отпустить, – пожала она плечами без малейшего сожаления. – Меня такие хулиганчики не интересуют. Охочусь за более вонючей дичью…
Старички насторожились, и Даша, мельком покосившись на них, холодно кивнула Родиону:
– Прошу прощения за причиненные неудобства, Родион Петрович. Вы вправе подать жалобу. Честь имею.
Родион и сам сейчас не знал, чего ему сильнее хочется – грубо обладать ею или убить. Он победил, но триумф не вызвал особого ликования: все чувства и эмоции словно бы сгладились, как песок под приливной волной. В голове стоял странный покой, под череп словно запихали огромный ком ваты, по-прежнему мягко пульсировавшей.
И, глядя, как навсегда уходит из его жизни Даша Шевчук, он вновь подумал: «Какая была бы напарница…»
…Он был уверен, что слежки за ним нет. Залив полный бак «форда», полтора часа кружил по городу, временами выбираясь за его пределы – то к поросшим лесом сопкам, то в продуваемую неутихающими ветрами голую степь. Никакой слежки. Однажды, правда, слева пролетел, держа по направлению к Кузнецовскому плато, маленький «мусоршмитт» – сине-желтый милицейский вертолет, но он слишком быстро скрылся с глаз, так что не стоило будоражить душу параноическими мыслями о некоей супераппаратуре…
И тогда он, преисполненный холодной решимости, развернулся, поехал к центру. Мимо кафе «Казачья ладья» он не раз проходил и проезжал раньше – и бывал всякий раз удивлен тамошним безлюдьем. Кафе словно бы всегда закрыто – но отчего-то не прогорало. Вот оно что оказалось…
Проехал мимо, не выделяясь из потока. Кафе было устроено в маленькой квадратной пристроечке, одним срезанным уголком прильнувшей к кирпичной девятиэтажке, – вроде в доме, но в то же время отдельно. Светлые шторы, как всегда, задернуты, внутри горит неяркая люстра, на стене рядом с входной дверью – мастерски вырезанный огромный барельеф из полированного дерева, изображающий бородатых казаков, сгрудившихся на носу крутобокой ладьи с выгнутым парусом. Красивый барельеф.
Проехав мимо, Родион свернул на параллельную улицу и загнал машину на стоянку возле кондитерской. Попутные автомобили, как один, пролетели мимо, не останавливаясь. Слежки не было. Нынешняя мода намереньям Родиона как нельзя более благоприятствовала. Широкое и длиннополое пальто колоколом надежно скрывало висевший дулом вниз коротенький автомат и заткнутый за пояс магазин.
Обогнув мусорные контейнеры, он подошел к невысокой бетонной приступочке – четыре ступеньки без перил – поднялся к черному ходу. Зажмурившись на миг, прошептал, обращаясь к тем, кто хранил его последние дни:
– Выручайте, мои хорошие… Насчет души мы подумаем…
И решительно потянул дверь на себя. Незаперта. Короткий темноватый коридорчик, загибающийся влево. Шаг. Шаг. Шаг. За поворотом – широкий проем справа, оттуда пахнуло жаром и вкусными запахами. Небольшая кухня. Видны две жирные спины, обтянутые белыми халатами, уголок плиты. Родион прошел мимо, словно бывал здесь сто раз.
Коридорчик вновь поворачивает, на сей раз вправо. Родион на ходу расстегнул пальто. Опустил руку в карман. Навстречу кто-то шел – из-за угла упала тень. Он не замедлил шага.
Кирочку он узнал мгновенно – несмотря на коротенькое черное платье, обильный макияж. С ходу, едва
