– Обойдусь.
– Ну, за переноску тела все равно можно взять без ущерба для гонора…
– Обойдусь, – повторил он решительно.
Она повернула голову, снизу вверх лукаво взглянула в глаза:
– Прекрасно, дон Сезар, я в который раз очарована…
– А револьвер твой где?
– В той квартире остался.
– Значит, если бы я там, на берегу, взял побрякушки и пошел, шарахнула бы в спину?
– Ага, – безмятежно призналась Ирина. – Вовсе не из скупости, а от разочарования в кавалере – женщины такие вещи не прощают.
– А может, я очень хитрый. – Родион рассеянно играл ее волосами. – Когда разнежишься, грохну по голове и квартиру обчищу качественно…
Она напряглась – но только на миг. Проворчала:
– Шуточки у тебя… Богатые таких пужаются, имей в виду на будущее. Не дури, я к тебе уже присмотрелась. И видела кой-какой… элемент. Так что не строй из себя, выпей лучше…
Расстегнула ему пару пуговиц и прижалась щекой к его голому животу, царапнув кожу вычурной сережкой. Сейчас она была совсем другая – тихая, неторопливая в движениях, расслабленная. Родион погладил ее грудь под тонким бархатом, зажмурившись от приступа извечного мужского самодовольства. Как выражался циник и кобелино Вадик Самсонов, высший кайф в том, чтобы поиметь очаровательную женщину, когда за стеной дрыхнет муж…
Она вдруг дернулась, словно подброшенная беззвучным взрывом, вцепилась в его плечи, опрокидывая на себя, прижалась, обеими руками обхватив за шею так, что перехватило дыхание. Стакан улетел куда-то, но упал в пушистый мех и не разбился. Ухо защекотало частое жаркое дыхание, узкие ладони метались по его телу, царапая кольцами, срывая рубашку. Одна за другой отлетали пуговицы, Родион не сразу успел и последовать за порывом страсти, в ухо рвался стонущий шепот:
– Снимай платье… Рви! Рви его к чертовой матери, я тебе говорю! Рви в клочки!
Секунду поколебавшись, он рванул тонкий бархат, послушно расползавшийся под пальцами, как паутина. Ничем извращенным тут и не пахло, просто она была чертовски голодна, что нетрудно определить опытному мужику, не стремясь к долгим ласкам, заставила побыстрее взять ее и навязала бешеный ритм, самый примитивный, бесстыдно простой, подстегивая отчаянными стонами, и очень быстро замерла под ним, вскрикнув, расслабленно вцепившись ногтями в его спину.
И, едва отдышавшись, вновь обхватила за шею – на сей раз все происходило медленнее, нежнее, она словно бы оттаивала, неспешно лакомилась, пробовала, на что он способен, казалась ненасытной, овладела им настолько, что он потерял всякое представление о времени, а мир состоял из дикого, пронзительного наслаждения…
Он лишний раз убедился, как опасно заранее преисполниться самомнения, полагаясь лишь на прошлый опыт, – сиречь немалое число постелей, где доводилось пребывать в женском обществе. Ирина вычерпала его до донышка – но опустошенность тела вовсе не сопровождалась опустошенностью души, он с полным на то правом ощущал себя равноправным участником приятной обоим игры, он не зависел от нее ни в чем, и она осталась довольна. Есть от чего почувствовать себя настоящим мужиком – если откровенно, впервые за последний год. Хоть и по воле случая, но все-таки именно он оказался с потрясающей женщиной, безвольно лежащей сейчас в его объятиях. Он громко фыркнул.
– Что ты всхрапываешь? – спросила Ирина утомленно-счастливым голосом.
– Самая настоящая фраза из анекдота, – сказал он, нашаривая пачку сигарет посреди мягчайшего меха, в котором рука тонула чуть ли не по локоть. – Ты мне своей серьгой весь живот расцарапала…
– Серьезно?
– Ага.
– Ну, прости, очень уж вкусно было… Бедненький… – Ирина гибко извернулась, склонилась над ним и, едва уловимо прикасаясь, прошлась губами по царапинам. – Тебя супруга, когда вернешься, осматривать не будет?
– Да нет, что-то не помню за ней такого…
– Счастливчик… А меня порой осматривают, знаешь ли. Поставив голой под люстру.
– С-скот, – сказал он сквозь зубы с извечным благородством любовника, свободного от всяких бытовых обязательств и потому, как правило, невероятно нежного с женщиной, которую он ни разу не видел в старом халате или с поварешкой в руке.
– Не то слово.
– Нет, точно, осматривает?
– Еще как, скрупулезным образом, когда взбредет в голову, что на его безраздельную собственность покушались. Все бы ничего, если бы он параллельно с этим еще бы и как следует ублаготворял. Предлагала сходить к врачу – не хочет, невместно для самолюбия, понимаете ли. Шлюх в сауны таскать, конечно, проще – они ничуть не протестуют, если опадает достоинство уже через минутку, им работы меньше, а деньги те же…
– Подожди, – сказал Родион чуть растерянно. Оглядел валявшиеся там и сям клочки бархата, набухавшие на ее шее обширные засосы. – Как же ты завтра с такими украшениями…
– Как приятно, милый, что ты о моей репутации заботишься… – Ирина уютно умостила голову у него на животе, как на подушке. – Глупости. Сегодняшний ресторанный анабазис[2] все спишет, я его использую на всю катушку, говорила уже… Завтра все эти клочки будут валяться по той квартире. – Она лениво вытянула ногу и показала большим пальцем на стену. – А грозный повелитель останется в убеждении, что вчера самым хамским образом меня изнасиловал, учинив многочисленные и
