Сходняк

трепетной девичьей душе, он никак не мог понять...

Сами Карташ и Гриневский, не привередничая, ограничились подбором спортивных клифтов подходящего размера.

– Если уж взялись заботиться, могли бы и новое белье принести, – пробурчала Маша.

Замечание было адресовано Гоше, который перекуривал, сидя на лавке.

– Чего копаетесь? – в предбанник заглянул недавний рефери по прозвищу Поп.

– Идем, идем, – Гоша затушил сигарету, потом открыл один из шкафчиком, за открытой дверцой чего-то там поколдовал и появился из-за дверцы с пивным пластиковым стаканом в руке, до половины заполненным прозрачной жидкостью, а в жидкости той шипела, шла пузырями, на глазах растворяясь и утончаясь, таблетка.

– На, выпей, боксер, – Гоша протянул стакан Карташу.

– Обойдусь. – Карташ отрицательно мотнул головой и ладонью отстранил стакан.

– Да не ссы ты, не яд. Допинг. За пидера божусь, путевый допинг. Какой штангисты хлещут перед рывками и толчками. Тебе в самый раз пойдет, а то без него может вконец поплохеть. Ща ты еще на старом порохе тарахтишь, а когда откат начнется, то станет хреново. Можешь мне поверить, я в этом рублю. Ну, не отрава, тебе говорят. Гляди, сам хлебну.

Гоша действительно отхлебнул из стакана.

– Ну, пей давай! Зуб велел привести тебя в норму, так что все равно выпить придется.

– Ну, раз Зуб велел...

И Карташ выпил. Вряд ли можно заподозрить простоватых здешних обитателей в аристократических изысках с ядами в духе Медичи и прочих убежденных отравителей эпохи Возрождения. Ну, а ежели и вправду он вливает в себя допинг, то лишним тот никак не будет. Алексей чувствовал, что накарканный Гошей откат уже подступает: тяжелели мышцы, накатывала слабость, разнылась разбитая губа, глаз постреливал и слегка мутило.

– Небось отходняк от него зверский, – сказал Алексей, отдавая бокал. По вкусу употребленное взаглот пойло напоминало разведенную в воде зубную пасту «Поморин».

– Не ссы, – в который уж раз сказал Гоша. Видимо, этот оборот речи был у него любимым. – Это те не водка, балда гудеть не будет. Продрыхнешь опосля не восемь, а четырнадцать часов, всего делов...

Что там будет дальше, неизвестно, приходилось верить Гоше на слово, а сейчас в организме Карташа происходили разительные перемены к лучшему. По силе и быстроте животворящего преображения сие чудо можно было сравнить лишь с грамотно проведенной опохмелкой: когда секунду назад тебе казалось, что руки и ноги навсегда залил свинец, что лопается по швам головной мозг, но вот секунда миновала, и дрянь из тела утекает, как грязь с мостовой во время ливня, а в просветлевшем организме расцветают бутоны радости и счастья. Расцветают яблони да груши. Петь, кстати, тоже тянуло.

– Если бы ты дал хлебнуть этого раствора до боя, я б твоего пахана отделал, – сказал Карташ, с силой завязывая шнурки кроссовок.

– Потому эту отраву на олимпиадах и запрещают, – подмигнул ему Гоша. – Спортивные дядьки зря беса гнать не будут, рюхают тему...

А раствор продолжал впитываться в слизистую желудка, продолжались и химические процессы, встряхивающие организм. В данный момент Карташ не сомневался, что, доведись ему сейчас переть по тайге, пер бы лосем, только бы ветви трещали. Еще же появилось обманчивое ощущение сжатиявремени: казалось, начни он сейчас действовать, и другие люди будут двигаться по сравнению с ним как в замедленной съемке или как мухи в патоке, за секунду успеешь гораздо больше того, чего действительно можно успеть за секунду. Вот такая уверенность произрастала на удобренной хитрой химией почве. «Бляха, сказки становятся былью. Прямо “живая вода” из сказок, которой всякие волхвы поднимали поверженных богатырей...»

– Господи, господи, – рядом тяжело вздохнула Маша, которая таки остановила свой выбор на белоснежном адидасовском костюме. – Я уже давно забыла, что такое платье...

* * *

...Каждого везли в своей машине. Если б не конвой, то можно было бы сказать, что принимают их по высшему правительственному уровню. Правда, Карташ удостоился чести быть конвоируемым явно нерядовыми в здешней иерархии – Попом и Гошей. Гоша сидел рядом с водителем, Поп – на заднем сидении, по правую руку от Карташа. Но был в машине и один рядовой боец, одетый в облегающую мышечные бугры футболку, он подпирал Карташа слева.

Чем-то таким Карташ себя выдал, может, осанка изменилась или там посадка головы, потому что Поп не преминул отметить:

– Ага, воспрял, москвич. До душе допиноговая водичка пришлась? Хозяин прописал ее тебе из-за твоих боксерских подвигов. Ему понравилось, как ты отстоял против него. Видишь, и на обед вашу шайку пригласил...

– Какие ж там подвиги?

– Ну, ну, не прибедняйся! Хозяин уважает стойких парней. А ты аж целый раунд выстоял под неслабой бомбардировкой. Так что ты пока во временном авторитете. Но особо не зазнавайся, настроение у Хозяина что флюгер...

– Поп, он ментяра, от него ничего не укроется, – сказал Гоша.

Поп покосился на коллегу, но ничего не сказал в ответ.

Этот Гоша, сперва, может быть, из-за неандертальской внешности показавшийся Карташу полной шестеркой, похоже, высоко сидит при олигархе Зубкове – несмотря даже на то, что интеллектом не блещет. Скорее всего, он принадлежит к старой гвардии, с которой Зубков брал Байкальск, а после входил в Шантарск. Гоша, что называется, выслужилсвое положение верностью хозяину, доказанной годами, да еще тем, что мало кто из старой гвардии уцелел после стольких-то войн местного криминального значения.

А не очевидная, но вполне угадываемая напряженка между Гошей и Попом теперь, благодаря