Я протягиваю Д.У. свою чашку кофе:
– Попробуй.
– Зачем? – спрашивает он.
– Просто попробуй.
Д.У. и Хьюберт переглядываются.
– Это кофе, – сообщает он, возвращая мне чашку.
– Спасибо. – Я осторожно делаю глоток. – Я только хотела убедиться, что он не отравлен.
Бедный, бедный мой муж. Он бросил европейскую девушку и получил нечто намного худшее. Нечто невообразимое. И он вынужден закрывать на это глаза.
– Но ты не была бы счастлива, – говорит Хьюберт, вновь обмениваясь взглядом с Д.У. – Никакой киноактер никогда не любил бы тебя так, как я.
– Ну, – пожимаю плечами я, – раз уж ты меня совсем не любишь, то какая мне, собственно, разница.
– Ой, да брось, – говорит Д.У.
– А что ты знаешь? – спрашиваю я с ненавистью, и смотрю на Хьюберта, и вижу ту самую отчужденность на его лице. Снова. В миллионный раз.
Он выливает остатки кофе в раковину и ополаскивает свою чашку.
– Мне надо идти.
– Он вечно уходит в свой идиотский офис, – бросаю я небрежно.
– Это называется «студия», – поправляет Д.У. – Когда мужчина – исполнительный продюсер популярного телешоу на крупнейшем канале, он ходит в студию.
Хьюберт целует меня в лоб.
– Пока, малышка, – говорит он, – повеселитесь вдвоем сегодня.
Я бросаю на Д.У. злобный взгляд.
– Не надо, – просит он, – не надо глупостей, особенно после твоего совершенно бессмысленного выступления.
Бедный мой муж.
Я бегу в гостиную и хватаю Мистера Смита, который что-то вынюхивает возле дивана, бегу к двери, мимо кухни, где Д.У. замечает меня и кричит:
– Не приближайся ко мне с этой псиной!
Я бегу вниз, все еще прижимая к себе Мистера Смита, который никак не может понять, что происходит, и выскакиваю на Принс-стрит, где Хьюберт уже сидит в лимузине (он вроде бы говорил, что ему не нужен лимузин, но телекомпания настояла). Я колочу в стекло, и Хьюберт его опускает. Он смотрит на меня, словно думает: «О Боже, вот моя сумасшедшая жена стоит босиком на улице в мятой старой пижаме, с собачонкой в руках», и говорит (достаточно любезно):
– Что?
И я отвечаю:
– Ты забыл сказать Мистеру Смиту «до свидания».
Он говорит:
– До свидания, Мистер Смит, – вытягивает шею и чмокает Мистера Смита в нос.
Это как раз то, что нужно, и я думаю, может, со мной все будет хорошо в следующие несколько часов, но тут слышу предательское «щелк, щелк, щелк» за моей спиной и поворачиваюсь – там фоторепортер в полном боевом снаряжении, он бешено щелкает затвором и кричит:
– Улыбочку!
Лимузин трогается, я подношу к лицу Мистера Смита (который яростно вырывается) и бегу сломя голову вниз по Принс-стрит, пытаясь спастись в газетном киоске.
У хозяина этой замызганной лавчонки, торгующего непомерно дорогими сигаретами, хватает наглости сказать:
– Никаких собак. Никаких собак в магазине. – Он машет руками так, словно боится, что на него станут прыгать блохи.
Я готова наброситься на него с бранью (уже открыла для этого рот) и вдруг вижу НЕЧТО: обложку журнала «Стар» с фотографиями парочки актрис и моим снимком – рот у меня открыт, я в мешковатых шортах и в безрукавке с треугольным вырезом, стою подбоченясь и расставив ноги. Снимок был сделан несколько месяцев назад, на баскетболе, на матче для знаменитостей. Хьюберт не только заставил меня пойти, но и настоял, чтобы я участвовала в игре (это оказалось к лучшему, поскольку я была таким ужасным игроком и так взвинтилась из-за пережитого стресса, что Хьюберт обещал, что мне никогда больше не придется делать ничего подобного). Под фотографией было написано: «Принцесса Сесилия, 5 футов и 10 дюймов, 117 фунтов». И это нагромождение лжи увенчивал заголовок: «Уморит себя голодом?» Меня затошнило, ведь на самом-то деле в тот день я съела два хот-дога. Я хватаю Мистера Смита и «Стар», бегу домой и бросаю дверь открытой. Д.У. сидит в гостиной, спокойно пьет кофе маленькими глотками и внимательно рассматривает фотографии в журнале «Нью-Йорк». Я задыхаясь падаю на стул.
– Ну же, Сесилия, – говорит он, взглянув на часы, – уже восемь сорок три. Тебе не кажется, что пора бы и одеться?
