какой-то барьер.
— Подожди. Я хотел тебе сказать… — Он смутился и покраснел, как примерный школьник, забывший стихи о Ленине. — Словом, я подумал: ты одна. Я тоже один (если не считать Леру), и, по-моему, я тебе не безразличен.
— Артур, милый…
Он требовательно смотрел на нее — как Малдер на свою Скалли, или Майкл — на Никиту (не тяну я на Никиту: «Старовата, глаза потеряли блеск, да и ноги значительно короче» — вспомнилось где-то вычитанное). Надо было что-то сказать. Он напряженно ждал, не выпуская ее руку, — наверное, он имел на это право, столько всего было пережито вместе за последние дни, что он действительно имел право услышать «да»…
Я скажу «да», подумала она, и будь что будет. И сказала дурацкое:
— Я тебе позвоню. Попозже, хорошо?
Повернулась и неуверенно пошла прочь, к автобусной остановке за воротами подъездной аллеи. Потом ускорила шаг, потом побежала.
Она очень боялась опоздать к назначенному сроку, поэтому приехала раньше. И еще некоторое время (она не знала, сколько именно: минуты, часы или месяцы) стояла напротив массивных дверей под старомодным длинным козырьком и разглядывала страшноватые морды лепных горгулий на концах водосточных труб. Она уже почти отчаялась, когда дверь наконец отворилась и Роман неуверенно, точно боясь поскользнуться, вышел на крыльцо здания прокуратуры. Он был, как обычно, без шапки, в любимой кожаной куртке и слегка лохматый, напоминая от этого сильно подросшего и похудевшего щенка сенбернара. Небо было затянуто облаками, но он щурил глаза, словно от яркого света.
Он ничего не сказал, увидев ее. Просто слегка развел руки в стороны, и она с разбега уткнулась ему в грудь, разом забыв обо всем на свете. Древний погребальный костер викингов вспыхнул в ее сознании, взметнулся ввысь, обагрив небеса, и величаво поплыл навстречу одноглазому Одину убитый Гоц («Славного тебе пира в Вальхалле, и пусть земля тебе будет пухом — твой убийца схвачен, да что с того!»), исчез из мыслей красавец и чемпион Артур («Судьба жестоко обошлась с тобой — но ты сильный, ты выдержишь, и… у тебя осталась Лера, которую тебе удалось спасти»), сгинул в небытие Севушка Бродников («Кажется, его самые смелые мечты вот-вот исполнятся: обитое раритетным красным сукном кресло с кнопочным пультом для тайного голосования, всенародная любовь и закрытый буфет для избранных. И, черт возьми, я так рада за него!»)
«Черт возьми, я рада за всех вас!»
Ей хотелось сказать ему очень многое — единственному мужчине в мире, тому, кого она, как оказалось, ждала всю жизнь, но слова мешали друг другу, застревали в горле, и Майя, с трудом выстроив их в более или менее лаконичную фразу, спросила:
— Ты голодный?
Роман кивнул. Она доверчиво прижалась к нему и больше не отпускала до самого дома.
[1] При изучении насекомых особое внимание нужно уделять анатомии — это позволит отнести экземпляр к какому-либо классу
