могут думать по-другому. И он убедился, как уже убеждался множество раз: здесь другая страна. Другой мир, иная грань кристалла, где не действуют привычные законы Вселенной. Разговор со стариком странным образом повлиял на него. Несколько дней он ходил по лагерю сам не свой, практически не вмешиваясь в. работу экспедиции и даже, кажется, забыв о знаменитой (теперь знаменитой!) ксилограмме, найденной в раскопе. Все руководство легло на плечи Януша Гжельского – могучего рослого поляка, носившего усы а-ля Тарас Бульба и равнодушного ко всему, что не касалось археологии.
Януш был хорошим заместителем. Он с воодушевлением принял на себя командование, тем более что проблем с подчиненными не возникало: находка древнего документа добавила в кровь каждого изрядную порцию адреналина: Всем мерещилось: вот ещё одно усилие, последний взмах лопаты («Стоп! Я же сказал, лопаты отставить! Нежнее надо быть, нежнее. Не котлован под коровник копаем!») – и раскроются скрытые в пластах катакомбы с несметными сокровищами – не алмазы с изумрудами, но что-нибудь в научном . плане, размера Александрийской библиотеки. Даже Настенька Фельдман, по часу каждое утро отдававшая маникюру, заразилась, похоже, всеобщей «золотой лихорадкой».
Георгий смотрел на все происходящее со спокойным равнодушием.
– Ты не заболел?
Он пожал плечами. Януш, засунув руки в карманы широченных, обрезанных по колено джинсов, встал рядом и пыхнул дымом из «капитанской» трубки. Кроме штанов и пыльных кроссовок, на нем были только ярко-красные подтяжки, крест-накрест пересекавшие загорелый волосатый живот.
– Все не можешь забыть того старика? Выбрось из головы. Наверняка просто местный сумасшедший. Хотя его рассказ интересен, я имею в виду в фольклорном плане. Секта шаропоклонников – это что-то новенькое.
Гоги промолчал. Он не мог рассказать Янушу, что видел этот Шар. Или ему показалось, что видел…
Ночь была тихая и холодная. Молодежь долго бренчала гитарами у костра (беззаботные туристы, ни дать ни взять), вызывая у Гоги смутную зависть: целый день, черти, не вылезали из раскопа и завтра не вылезут, а сил хватает ещё и на полуночные бдения. Сам Георгий был так измотан, что не мог даже заснуть. Он тихонько лежал в спальном мешке с химическим подогревом (подарок американцев), закинув руки за голову, смотрел в невидимый в темноте потолок палатки и думал, думал, думал… Ни о чем конкретно: на ум лезли бессмысленные обрывки разговоров, картинки из прошлого.
Сон навалился сразу – неожиданный, черный и глубокий, как колодец в степи. Он продолжался недолго, может быть не больше получаса, потому что, когда он вздрогнул и открыл глаза, была та же ночь, та же гитара и голоса у костра. Настенька Фельдман пробормотала что-то на непонятном языке, уткнулась ему в подмышку и опять затихла.
Георгию приснился Шар. Его трудно было описать словами. Он был сделан из чего-то, напоминающего пористое молочно-белое стекло, под которым смутно угадывалось постоянное движение. Плавали сгустки тумана, среди них мелькали чьи-то тени, метались яркие искры, будто крошечные разряды молний. Рядом, сопоставимые по размеру, существовали атомы и звездные галактики.
– Вот ты какой, – сказал Георгий, обходя Шар кругом. – Значит, это о тебе рассказывал Тхыйонг?
Шар запульсировал, словно живой. Клочья тумана поредели и расползлись, оболочка Шара вдруг исчезла, но Гоги сообразил, что она осталась на месте, просто сделалась прозрачной. Он улыбнулся: картина показалась ему забавной и трогательной.
– Ты меня приглашаешь в гости?
Шар запульсировал сильнее, будто закивал головой. В мозгу Георгия возникло четкое изображение открывающейся двери. Он протянул руку, желая погладить теплую сферическую поверхность, но вдруг испугался. Он подумал, что может провалиться куда-то, как в болото, и не выползти назад. Однако Шар притягивал к себе. Желание дотронуться до него было совершенно непреодолимым, и Гоги, глубоко вздохнув, будто перед прыжком, коснулся прозрачной оболочки…
Он снова был в своей палатке. Сон прервался на самом интересном, будто многосерийный детектив, и Гоги немного огорчился. («А может, я и не думал просыпаться?» – с надеждой подумалось ему.) Ради проверки своей гипотезы он тихонько, чтобы не потревожить Настеньку, вылез наружу, в прохладную свежесть ночи.
Периметр раскопа был обозначен маленькими лампочками, выкрашенными красной краской. Там, где в проволочное ограждение было встроено некое подобие калитки из грубых деревянных брусьев, какой-то остряк повесил большой красный фонарь. Костер догорал, гитара уже не звучала в полный голос, а только позвякивала одной струной, тоненько, будто по необходимости.
– Не спится? – спросил Гоги.
Парень с гитарой мотнул головой, по-пиратски перевязанной косынкой.
– Хотите чаю?
– А поесть ничего не осталось?
Две подружки парня-гитариста дружно засуетились, мигом извлекли откуда-то чистую миску, ложку, наложили каши с тушенкой – щедро, с «горкой». Каша оказалась вкусной. Гоги жевал медленно, растягивая удовольствие. Холода он не ощущал, хотя ребята, он заметил, зябко кутались в оранжевые экспедиционные пуховички.
– Странно тут как-то, – проговорила одна из девушек.
– Не выдумывай, – отозвался гитарист.
Нет, правда. Бывает так: вроде бы все нормально, и вдруг – словно чей-то взгляд в затылок. Как из другого мира.
– Это Венька Климов, – утвердительно сказала подружка.
– Ой, да ну тебя!
– Правда-правда. Он уже давно с тебя глаз не сводит. Хороший парень, между прочим.
– Забирай себе.
Она вздохнула.
– Легко тебе сказать.
Гоги их почти не слушал. Голова была пустая и звонкая, только по таинственным закоулкам мозга изредка пролетали осколки случайных, не связанных друг с другом мыслей.
( – Что же произошло потом? – спросил он старика тибетца.
– Потом он убил моего отца.
– Разве Шар не смог его защитить?
Тибетец покачал головой.
– Одно из искусств, которым владел мой отец и которое передал чужеземцу, состояло в приемах сокрытия своих истинных устремлений от других. Это очень сложное искусство, оно известно немногим… А уж мастерами могут считать себя вовсе единицы. Я его так и не постиг… Иначе бы пришелец умер oт моего яда. Отец не сумел распознать его истинных намерений. Он безоговорочно доверял ему во всем – до последнего мгновения. Он умер, улыбаясь, так ничего и не заподозрив…
– И убийца скрылся? – спросил Георгий. – Его не задержали?
– Если убийца – Тхыйонг, его невозможно задержать. Он может обернуться кем угодно: твоим учителем, родным братом, самым близким другом.
– А Шар?
– Шар исчез вместе с пришельцем.
Старик замолчал. Гоги негромко кашлянул и осторожно спросил:
– Почему вы рассказали мне все это?
– Потому что Шар в злых руках может быть очень опасен. Я и все мои предки были назначены Хранителями Шара. Тысячу лет назад Шар также был утерян, но его удалось вернуть иеной многих жизней. Теперь даже за такую цену мне не справиться. Я стар и слишком слаб.
– А почему вы решили, что я смогу помочь?
– Ты нашел ксилограмму.
– Вы знаете, о чем в ней говорится? – встрепенулся Георгий.
– Нет. Но я знаю, что путь к Шару долог и труден. А начало этого пути – здесь.
– Вы говорите загадками.
Старик рассмеялся, словно рассыпался по полу сухой горох.
