мне. Я расплакалась, а муж за это накричал на меня…
– Твоего сына звали Кьятти?
– Кьят-Лун, Легкий Ветерок. Кьятти я звала его, когда он был совсем маленький. Я подумала: неужели тот монах мог совершить такое злодейство? Он же ещё мальчик… И его старый учитель показался мне достойным человеком…
Чонг был в сильнейшей растерянности. Он был один, в громадном чужом городе, а вокруг метались обезумевшие люди. Лотки с товарами, которые вынесли торговцы, оказались в мгновение ока перевернутыми, и пыльные улицы усеялись обрывками дорогих тканей, разбитой под ногами посудой, люди скользили и падали, наступая на разлетевшиеся фрукты, на размазанные в кашу сладости, рыбу, масло… Всюду стоял крик ужаса. Кто-то пытался укрыться по домам, кто-то – спасти оставшийся товар, матери, обезумев, звали детей…
И над всей этой массой возвышались черные всадники – словно вестники смерти, с факелами и клинками наголо. Лошади топтали людей копытами, били грудью, расчищая себе дорогу. Из уст в уста пересказывалось: убит император… убит император… Войска подняли мятеж… На трон сел младший брат Лангдармы Ти-Сонг Децен… Он заявил, что короля убили буддистские монахи… Религия Будды объявлена вне закона…
Невозможно было отыскать учителя в таком хаосе. Чонг бросился на постоялый двор, где они оставили лошадей.
Зык-Олла встретил его в воротах. Одежда его была в полнейшем беспорядке, нижняя челюсть отвисла до самой шеи и мелко тряслась от страха.
– Что случилось?
– Лангдарма убит, – еле выговорил Чонг. – Скажите, мой наставник Таши-Галла был здесь?
– О, он недавно уехал. Взял свою лошадь, сказал, что больше не вернется,
Чонг опрометью бросился в свою комнату. Тщедушный Зык-Олла еле успевал за ним.
– Пожилой господин очень торопился. Он не стал даже брать свои вещи, сразу прошел в конюшню, за лошадью… Вань-Ньят, Вань-Ньят! Ты слышала, что произошло?
Женщина спустилась по лестнице и тревожно посмотрела в глаза монаха.
– На улицах опасно, – тихо сказала она. – Тебе лучше спрятаться у нас.
– Почему я должен прятаться? – удивился Чонг. – Разве я преступник?
Женщина продолжала смотреть ему в глаза.
– Ты буддист. Если тебя схватят, то не станут разбираться.
Она почти загипнотизировала Чонга. Ему ужасно захотелось остаться – спрятаться под надежной защитой, в уютной каморке, в темноте… Страсти улягутся, и можно будет выйти на свет. В конце концов, не написано же у него на лице, что он – буддистский монах…
– Я не могу остаться, – твердо сказал он. – Спасибо вам, добрые люди, за все, что вы сделали.
. Женщина шагнула к нему, в глазах у неё читалась мольба, но Зык-Олла вдруг грубо дернул её за руку и заслонил спиной.
– Иди, монах, – торопливо проговорил он. – Иди, лошадь твоя вычищена и накормлена, а твой спутник наверняка ждет не дождется у Западных ворот. Так что торопись.
Чонг молча поклонился и вышел во двор. Хозяин упорно не смотрел на него, отворачиваясь и вжимая голову в плечи. «Bсe равно парень обречен, – твердил он себе, стараясь заглушить совесть. – И у нас в доме его бы быстро нашли – как только начнутся повальные обыски. А так… Он ещё может ускользнуть. Хоть маленький, а все же шанс».
Видимо, последнюю фразу Зык-Олла произнес вслух, потому что женщина вдруг резко повернулась к нему, и в её глазах полыхнул гнев.
– Ты же знаешь, что стража давно перекрыла все выезды из города, – сказала она. Он угрюмо промолчал.
– Его схватят…
– Да, – с яростью отозвался он. – Глупая курица, а ты подумала, что будет с нами, если его схватят не на улице, не у Западных ворот, а в нашем доме? Обо мне, своем муже, ты подумала? Если что-нибудь случится со мной, кто тебя, дуру, будет кормить?
– Он почти ребенок…
– Да что ты, – издевательски проговорил Зык-Олла. И шепотом добавил: – А вдруг это и вправду он убил нашего короля? Или не он – так его наставник…
– Попридержи язык, – испуганно сказала женщина.
Стук в калитку заставил их замолчать. Они застыли, не в силах сделать ни шага, скованные ледяным страхом. Стук повторился, и Зык-Олла, как завороженный, шевельнул подбородком: иди, мол, открывай. Она ещё не верила – сознание слабо цеплялось за надежду: вдруг пронесет, – но тут постучали в третий раз, громче и настойчивее.
– Ну, что стоишь, – прошипел муж. . Не глядя на него, она подошла к двери и помертвевшими пальцами отворила засов. На пороге показалась девочка в коротенькой рубашонке, войлочных башмаках и чумазая. Ей было лет десять. Не больше. Ее ум не мог ещё осознать случившееся, и столпотворение на улицах казалось ей забавной игрой, затеянной взрослыми.
– Что тебе, Тагпа? – спросила женщина с облегчением.
Девчушка озадаченно пососала указательный палец и выпалила:
– Сестра лежит больная. Просила две горсточки риса… Нам раньше давал сосед, у которого лавка. Но его убили сегодня утром. Я сама видела: лежит весь в крови, на лбу вот такая рана (она со сладострастием раздвинула руки. Получалось, что орудие убийства во много раз превосходило размером голову.}. И не дышит. Сестра заплакала и запретила мне ходить туда, велела постирать рубаху, у нас за домом ручей, ну вы знаете…
– Что ж ты не постирала?
– Да постирала. Видите, ещё мокрая.
– Замерзла небось?
– Не-ет; я бегом… Только вода в ручье стала какая-то грязная. Не отстиралась моя рубашка…
– На, держи свой рис… Да поменьше бегай одна!
– Ох, спасибо вам.
– Пронесло, кажется, – одними губами прошептал Зык-Олла, когда девочка убежала прочь. – А про монаха в случае чего и думать забудь. Не было здесь никого, вот и все.
– А солдаты и не думали стучаться, – горько сказала женщина. – Вышибли ворота, налетели… По дому прошлись, будто страшный вихрь… Может, и прав был муж: кабы этот монах остался у нас, его непременно бы схватили…
Она говорила тихо и монотонно, без всякого выражения. Перегруженное страхами сознание включило некий защитный механизм, и чувства отступили и сгинули.
– Двое распластали меня прямо на полу, задрали рубаху… А их главный схватил мужа за волосы… Муж. кричал, что ничего не знает, но ему не поверили. Я думаю, донес кто-то из соседей.
– Но Зык-Олла все-таки признался?
– А что оставалось делать… Мы не какие-нибудь герои – просто мирные люди. Всегда чтили Божьи заповеди, никому не причиняли вреда.
– Скажи, а Почему твой муж решил, будто настоятель отправился к Западным воротам? Ликим ведь расположен к северу от Лхассы. А горный храм как раз недалеко от Ликима…
– Не знаю, – равнодушно ответила женщина. – Только старик поскакал туда. – Она махнула рукой в западном направлении. – И он был очень встревожен. Прямо как ужаленный…
– Может быть, он гнался за кем-то?
Он задал этот вопрос самому себе, словно размышляя и не надеясь на ответ… Но женщина вдруг прошептала, глядя на огонь:
– Да… Здесь был призрак.
– Кто? – не понял Игорь Иванович.
– Призрак, – повторила она. – Он промелькнул во дворе, рядом с конюшней. Быстро, словно тень… И скрылся.
