загорелый, светлые волосы падали на лоб, прикрывая серые глаза. Судя по картинкам в книгах, которые мне доводилось читать, на голове ему полагалось носить обруч, но обруча не было. Рубашка из грубой белесой ткани была ему великовата (я подумал, что он, наверное, донашивает ее за старшим братом, как я когда-то в детстве за Глебом). Воротник украшала вышивка крестиком. Штаны с пузырями на коленях, опорки на ногах со следами грязи – в общем, обычный пастушок или сын мастерового (нож с рукояткой из бересты на поясе выглядел совсем не игрушкой). Я вдруг отчетливо понял, что парнишка – настоящий, тутошний, а вовсе не участник массовки.
– Здрасьте, – глупо произнес я.
Мальчик не ответил. Он смотрел немигающе, очень внимательно и слегка настороженно: чего ждать от пришельца? Так мы стояли друг против друга, потом я усилием воли преодолел ступор, сделал шаг назад и налетел на что-то спиной.
– Куда ты исчез? – удивленно спросил Глеб. – Только что был здесь и вдруг пропал…
Я огляделся. Вокруг, на съемочной площадке, кипела жизнь – вполне современная, хотя и с легким налетом абсурда: девица в ярко-красном китайском пуховичке подклеивала ус великану-витязю в кольчуге и шлеме, чуть поодаль разворачивалась пожарная машина, пожарники и осветители, мешавшие друг другу, лениво переругивались, между ними сновал кто-то, задавал всем назойливые вопросы и убегал, не получая ответов. Где-то на заднем плане, между поставленными на прикол трейлерами (гримуборные для «звездочек», пояснил Глеб), мелькнула женщина дивной красоты… Я не успел разглядеть ее, запомнились только пышные волнистые волосы, светлые северные глаза и длинная мантия, отороченная богатым мехом (не натуральным, конечно, – хватит с меня видений). Вот она, оказывается, какая – правительница города княгиня Елань. Появилась на секунду и пропала. Видимо, зашла в трейлер.
Яков Вайнцман с извечным веселым пессимизмом наблюдал за плотниками, которые трудились над бутафорским мостом через ров. Мне вдруг стало жалко старика: сколько трудов и таланта он вложил в этот замок-призрак, сколько ночей, поди, не спал в поисках того единственного, что оживило бы бездушные декорации (прошу прощения)… С тем чтобы через пару недель, после окончания съемок, смотреть, как все это великолепие рушится и превращается в пепел.
– Мост неправильный, – незнамо зачем сказал я. – Опор должно быть шесть, а не четыре. И нет вон тех поперечных балок.
– Да? – Яков Арнольдович шумно почесал лысину. – Вообще-то наш консультант тоже утверждал… Вы историк?
– Следователь.
– В каком смысле?
– В прямом. То есть в уголовном.
– Надо же. А по вашему виду не скажешь. Я-то был уверен, что вы тоже… творите, – он изобразил рукой некую волнистую линию. – А как вам нравится та церквушка на холме?
– Великолепно, – искренне отозвался я. – Вот уже действительно как живая.
Церковь поражала чистотой линий (язык не поворачивался назвать ее декорацией). Ни одной детали не убавить, не прибавить, ни одного камня не передвинуть. Три полукруглые алтарные башенки были немного выдвинуты вперед, на каждой виднелось оконце с цветным витражом… Современные строители разместили бы все три окна по шнурку в один ряд. А неведомый зодчий князя Андрея (одного из сыновей Юрия Долгорукого) приподнял среднее оконце над крайними. Отчего ему так захотелось? Едва ли он сумел бы ответить – просто сердце подсказало.
Два купола светились в небе тусклой позолотой и походили на шлемы двух воинов, вставших спиной к спине в последнем своем бою. Я совершенно забыл, что церковь ненастоящая (ее прародительница, если верить легенде, волшебным образом исчезла перед взорами изумленных врагов, погрузившись в воды озера Житни). Множество экспедиций спустя восемь веков пытались отыскать ее останки. Аквалангисты десятка стран исследовали дно вдоль и поперек, даже нарисовали подробную карту рельефа… Безрезультатно. Постепенно сошлись на том, что город существовал лишь в преданиях (подобно граду Китежу). Да только время от времени зеленовато-прозрачная водная гладь действительно отражает несуществующее: безукоризненно стройные белые стены, украшенные лишь поясом арочек и изображением сказочных полульвов-полудив над колоннами, два купола-шлема и тоненькую, как молодая березка, невесомую колоколенку.
– Борис и Глеб…
– Что? – очнулся я от дум.
– Церковь святых великомучеников Бориса и Глеба, – пояснил Вайнцман. – По крайней мере, согласно летописи. Забавно, а?
– Мало ли что пишут в летописях, – мне почему-то сделалось тревожно. – Я не верю.
– Во что?
– Где она, церковь-то? И сам город? Археологи искали, водолазы искали, а даже самого маленького камешка не нашли.
– Однако культурный слой они обнаружили. И датируют его примерно той эпохой… Знаете, что такое культурный слой?
– Отходы? – спросил я.
– Именно. Черепки, склянки, вообще мусор… – Старик вздохнул и высморкался в длинный рукав. – Так что город здесь стоял, это бесспорно. Вопрос, куда он потом делся? Каким образом? Откуда появляется отражение в воде?
– А вы сами видели отражение?
Он покачал головой.
– Не довелось. Сие является лишь праведникам (так сказано в легенде). А я… Грешник. Даже не великий грешник, а так, по мелочи. Но кое-кто из местных утверждает, будто наблюдал такое явление. Мы с Закрайским и с вашим братом в поисках очевидцев все окрестные села обошли.
– Кто это – Закрайский?
– Вадим Федорович, наш консультант. Директор местного краеведческого музея.
Он доверительно взял меня под локоток.
– Видите ли, в чем суть. Мне не хотелось… Ну, если так можно выразиться, упрощать. Создавать некий собирательный образ: немножко отсюда, немножко оттуда. Собирательность рождает усреднение, безликость. Мне нужна была не просто абстрактная церковь – а именно ЭТА. Вы понимаете меня?
– А княгиня с юным княжичем? – вспомнил я. – Они тоже погибли?
– Вот это неизвестно. В легенде говорится, что, когда враги захватили Житнев, княгиня и княжич вместе с последними защитниками укрылись в стенах храма и стали молиться о спасении. И тогда озеро вышло из берегов… Или, наоборот, город сполз в озеро. Не знаю. Если заинтересовались, поговорите с Закрайским.
– Поговорю.
Однако меня почему-то больше интересовала не эта история, произошедшая черт знает когда (или вообще не имевшая места), а сам старик. И с Закрайским Вадимом Федоровичем, «консультантом из местных», тоже не особо хотелось встречаться, глядя в его елейно-православный лик (черные бакенбарды органично врастают в окладистую бороду, волосы расчесаны на прямой пробор, склеротические красные прожилки на щеках и выдающемся носу, глаза опущены долу… Нет, не выходит: вдруг да мелькнет пристальный прищур).
– Долго еще вы собираетесь снимать? – спросил я.
– Вы имеете в виду натуру? Гм… По плану к концу месяца должны управиться. Если повезет с погодой.
– А что же будет с вашим творением?
– Снесут, – беспечно ответил Вайнцман. – Туда и дорога.
– Почему?
– Не знаю. Нехорошо.
– Что нехорошо?
– Место нехорошее, – несколько бессвязно пояснил он. – Вы слышали, что здесь, в окрестностях, пропадают люди? Выходят в лес – по грибы, по ягоды – и исчезают бесследно.
