На ходу изучая гостью, бомж подошел к костру. В шапке он нес наловленных в болоте лягушек и теперь явно раздумывал, как с ними быть. Обнаруживать их перед незнакомкой не очень хотелось, но и бросать жалко. Женщина, похоже, что-то поняла.
– Это рыба?
– Рыба, – вдруг сказал бомж. – Лещи. Показать?
– Покажи.
Женщина сделала несколько шагов навстречу, чтобы заглянуть в шапку, отвязанные уши которой он зажимал в кулаке. А взглянув, отшатнулась.
– Фу, гадость! Зачем они вам?
– Есть.
– Есть? Вы что?
– А ничего. Голод – не тетка.
– Понятно, – не сразу сказала женщина и отошла, кажется, теряя интерес и к лягушкам в шапке, и к обоим мужчинам.
Бомж между тем с неожиданным оживлением засуетился возле костра.
– Вот мы их сейчас подкоптим, поджарим и слопаем за милую душу. Правда, солдат? Можем и угостить, если оголодала. Откуда идешь? – по-простецки обратился он к женщине.
– Оттуда, – сказала женщина и присела в сторонке от костра.
– Солдат, давай больше дров! – начальственно распоряжался бомж. – Нажигай углей. А я этих выпотрошу, нафарширую, приготовлю... Французы едят, а мы что – хуже?
Солдат без особой охоты занялся костром – стал подкладывать в него сухие еловые сучья, и скоро пламя шугануло столбом под самое небо. Вблизи от костра становилось жарко, они отсели подальше; бомж, привычно орудуя перочинным ножичком, выпотрошил десятка полтора мелких лягушек.
– Небось в бегах? – вдруг спросил он женщину, сидевшую поодаль.
Та насторожилась.
– В каких бегах?
– Ну от милиции убегаешь?
– Ни от кого я не убегаю. Пусть от меня убегают.
– А ты что – из угрозыска?
– Хотя бы.
– Так я тебе и поверил! – оглядев ее, сказал бомж.
Женщина в ответ засмеялась – строгое лицо ее по-доброму прояснилось.
– Ну и правильно. Теперь никому нельзя верить. Мне тоже.
– То-то...
На груде нагоревших углей бомж принялся жарить лягушек. Солдат, сидя рядом, привычно сглатывал слюну и помалу ворошил костер. Он ждал, что женщина уйдет, ее присутствие сковывало его, уже успевшего отвыкнуть от необязательного общения с незнакомыми. Для общения ему вполне хватало бомжа. С женщиной, наверно, следовало держаться иначе, особенно с такой вот – бесцеремонно-простецкой.
Спустя час или больше лягушки кое-как поджарились, и они принялись за еду. Женщина по-прежнему сидела чуть в сторонке от костра, и солдат подумал: наверно, сейчас уйдет. Но она не уходила, и когда бомж протянул ей маленькую лягушку на большом листе лопуха, который они использовали вместо тарелок, нерешительно взяла его. Однако есть не спешила.
– А соли? Соли у вас нет?
– Чего нет, того нет, – развязно сообщил бомж. – И выпить не имеется. А может, у тебя есть?
– Чего нет, того нет, – в тон ему ответила женщина и тихонько вздохнула.
– Так что ешь. Небось давно не ела?
– Давновато, – простодушно призналась женщина. – Здесь где возьмешь?
– Здесь нигде не возьмешь. Кроме как у нас! – ерничал бомж. – У нас ресторанчик на берегу. «Речной поплавок», правда, солдат?
Солдат неуютно поежился. Пусть бы и любезничал с ней, если интересно, оставил бы его в покое.
Очень скоро они покончили с лягушками, обсосали мелкие косточки, которые бомж собрал в кучку и затоптал в песке.
– Вот и пообедали. И поужинали тоже. Ну как – ничего?
Женщина неопределенно пожала плечами. Вместо ответа она что-то достала из своей сумки.
– Закурим?
– А мы некурящие, – отозвался бомж.
– Травку...
– Травку? А что – есть?
Женщина ловко свернула из бумажки большую цигарку, прикурила от уголька с костра. Бомж подсел к ней поближе.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– А тебя?
– Меня? Меня – Жора.
– Ну если ты – Жора, то я – Жоржетта. Слыхал такое имя?
– Конечно. И не только такое... Но как ты тут оказалась? Тут же зона.
– И хрен с ней, с зоной, – резко, без улыбки сказала женщина. – Нам-то чего бояться?
– А смерти?
– Смерть я уже видела. Даже поцеловалась с ней. Во, погляди!
Она сдвинула со лба вязаную шапочку, и на выстриженном виске над ухом обнажилась белая заплата лейкопластыря.
– А что это?
– От пули. Киллер, наверно, был спьяну, допустил промашку.
– Киллер?
– Ну. А ты думал – петух клюнул?
– И за что?
– За деньги. За что же еще.
– И много денег? – озабоченно расспрашивал бомж.
– В общем, мелочь какая-то, – бесстрастно отвечала женщина. – Основную сумму все-таки успели переправить за рубеж. Вот только сами замешкались, остатки не хотелось терять. Дружок мой получил в лоб, а мне по ошибке – в висок.
– Однако, – задумчиво произнес бомж. – Опасная ваша жизнь – с деньгами.
– Была – с деньгами. Теперь – ни копья в кармане.
– Ну и хорошо. Наверно, теперь киллер отстанет?
– Не скажи. Если бы отстал, я бы тут не оказалась.
– Вот как!
Они замолчали, женщина протянула бомжу крупный окурок, который тот бережно принял в свои закоптевшие пальцы.
– Что – прежде курил?
– Приходилось...
– А пацан? Хотя ему еще рано, – женщина смерила солдата насмешливым взглядом.
Солдату и вовсе стало не по себе, противно. Этот разговор о деньгах, киллерах и курение «травки» неприятно подействовали на него, хотелось встать и уйти. Пусть бы они здесь курили, исповедовались друг перед дружкой, все-таки у него иная, отдельная от них судьба. Но что-то в судьбе этой женщины привлекало и отталкивало одновременно, он продолжал сидеть, слушал.
– Одной тебе плохо, – вздохнул бомж. – Напарника надо.
– Где же его найдешь, напарника?
– Возьми меня. Или вон парня. А что – в армии служил, дезертир...
Солдат молча поднялся и берегом речки пошел в лес.
