«Здравствуйте, уважаемый товарищ Ролан Быков! Ваш фильм «Чучело» я смотрел 29 октября в известном Вам кинотеатре «Звезда» г. Калинина. Это был День кино, когда занимаются социологией кино, и дирекция попросила публику ставить за фильм «Чучело» оценки по привычной для города пятибалльной системе.
Поставили, прямо скажем, и много «двоек». В общем, многим фильм не особенно понравился. Да и кому может особенно понравиться, например, заявление: «Мы — детки из клетки?» Даже и недалекий человек может догадаться, что речь идет о зверях. А человек этот, между прочим, все делал правильно, детей своих наказывал, систематически добивался того же от школы, в заплатках ходить себе не позволял, и дома у него все есть — и ковры и хрусталь. И вся индийская кинематография ему давно дельно объяснила, что если правильно, то оно и есть правильно, тем более что и ковры, и хрусталь, и успехи в воспитании детей — это же не так просто, а все своим трудом. И вдруг — «детки из клетки». Так что публику тоже надо понять. Конечно, с Вашей точки зрения организация неуспеха фильма есть неприятность. Это отчасти верно, но огорчаться не надо: неприятности за такие вещи бывают всегда, причем бывали покрупнее. Как-то один-два итальянца додумались, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Тоже были неприятности от публики. Но публику тоже надо понять: им пять тысяч лет показывали такое кино, где планета ихнего обитания была вся из себя плоская, вращала вокруг себя Солнце и вообще была самой главной во Вселенной. Поэтому получалось, что во Вселенной они были самыми главными, и ихние ковры и хрусталь и прочие успехи в воспитании детей были самыми главными успехами. И вдруг: «Земля вращается вокруг Солнца». Даже и недалекий человек может понять, что это есть подкоп под недалекого хорошего человека, поэтому многие обиделись. Такая получилась социология кино.
Дело не в том, что детям давно уже объясняют про этот мир по Копернику, и не в том, например, что всюду стоят ему памятники и только в одной людоедской империи еще временно сохраняется нью-йоркское общество сторонников концепции плоской Земли. Дело в том, что Земля вращается вокруг Солнца, то есть, как оно и есть объективно. Так что не расстраивайтесь
Сама попытка поставить эту проблему требует некоторых неплохих качеств, поскольку главный оппонент, т. е. мелкобуржуазная стихия, стоглава и для каждой головы имеет маску под именем, т. е. себя собственным и подлинным именем не называет, а пользуется разными и даже противоположными словосочетаниями, придуманными другими людьми по другому поводу. Для самообозначения масок это социально опасное животное пользуется именами «игровое отношение к жизни» (т. е. чужой) и «торжественное отношение к жизни» (т. е. своей), «строгий, но справедливый воспитатель» и «раскованность в педагогическом контакте», «любовь к красивым вещам» (городам, одежде) и «неуважение к неуважающим красивую одежду». И т. д. и т. д., и несть им, ложным именам для масок, числа. И отметаются устаревшие маски, и придумываются краденые имена для новых, ибо как (про мелкобуржуазную стихию) сказал поэт, еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада.
Извините, конечно, за бестактность и за разглашение государственной тайны, но Вы сделали гениальный фильм, о чем я не буду распространяться, дабы не впасть в формализм, элитаризм и эстетизм и т. д. Отмечу только изящество параллелизма в показе того, как взрослые играют в воспитание детей, а дети — в воспитание Чучела Такие вещи удавались кое-кому в живописи и в графике, но в кино это — в первый раз. Нелепость истории, заключающейся в том, что хотя мелкого буржуа уже нет, а мелкобуржуазная стихия еще есть, Вы перевыразили волшебным способом, поставив на все позиции шекспировского по остроте конфликта изумительно красивых детей. Именно в нашей стране устойчиво вырастают самые красивые дети, пишутся самые красивые картины и ставятся самые лучшие фильмы. Эта историческая закономерность выступает как художественная реальность благодаря таким, кто может сделать фильм «Чучело». С поразительным изяществом входит придуманный Вами оркестр в художественную реальность фильма, выступая как органический структурный компонент, формальная рамка показанного, тактично переосмысляемая в конце, как знамение оптимизма. Наши побеждают, и как в том фильме 1930-х годов, они приходят и уходят под очень правильную музыку, даже если им не очень весело. Музыка вообще есть музыка победы.
С искренним уважением и приветом товарищам Желеэникову и Губайдулиной и с пожеланиями дальнейших успехов в коммунистическом воспитании народа».
Богин Г. И. (г. Калинин).
А это письмо было напечатано в иркутской газете «Советская молодежь» под рубрикой: «Откровение»:
«Здравствуйте! Меня зовут Светлана. Я учусь в десятом классе. Сегодня я посмотрела кинофильм «Чучело». Я вышла из кинотеатра и не могла смотреть прохожим в глаза. На душе ужасно тяжело, и я решила написать Вам.
Я читала в Вашей газете отклики моих сверстников об этом фильме. Они смотрели глазами доброго, умного зрителя. Я же воспринимала его совсем по-другому.
Когда я была в шестом классе, я была в числе «сильных, имеющих влияние». И у нас в классе была девочка, похожая на Лену. Я уже не помню, за что мы ее ненавидели. Может, просто за то, что мы были «сильные», а она «слабая». Мы — «дружные» травили ее, как зайца. Мы называли ее «Доской». Мы ее презирали, плевали в ее сторону, морально уничтожали ее. В девятый класс она уже не пришла. И я уже забыла о ней. И тут — «Чучело».
Я видела все. Я плакала, кусала губы и понимала, что мы были ничтожными и злыми в шестом классе. Как поздно я это поняла! Теперь я даже не знаю, где она — «Доска». Но я прошу у нее прощения! Прости нас, наше «чучело», наша «доска».
Прости нас, Лена! Может, и у Вас в классе есть «Чучело». Поймите его, пока не поздно!
Светлана».
Меня тронуло это письмо. Я верю в искренность его автора. И все-таки тревожно на душе, не проходит боль, и я мысленно все еще смотрю на своих героев глазами дирижера, которого сыграл сам, провожая в нелегкий жизненный путь свою Лену Бессольцеву и ее деда. Слишком много писем от тех, кто был или остается «Чучелами» и «Досками».
Работая над фильмом, выстраивая образ Лены Бессольцевой, я волей-неволей вынужден был у нее
учиться. И действительно, как можно было, раскрывая ее страдание, бояться разделить ее участь? Как можно рассказывать о мужестве этого слабого и хрупкого существа, а трусить самому? Я знаю, что это не всегда получается. Как говорила наша великая современница Фаина Георгиевна Раневская: «Талант, как прыщ — он может вскочить на любом лице!» Но все-таки есть в искусстве моменты, созидающие душу самих художников: я трепетал от страха каждую секунду при мысли, что не смогу соответствовать своей героине, она положительно не позволяла мне ни устать, ни проявить слабость. Я верю: она помогла мне — она поможет и другим.
