Тут у ног его раздался шорох, а потом деликатное попискивание; нагнулся Волохов и увидел малую мышку. Мышка была не совсем обыкновенная: человека не боялась, села на задние лапки, а передними стала его подманивать, наклонись, мол. Нагнулся Волохов, подставил ладонь, и мышка на нее взобралась, словно того только и ждала.
– Здравствуй, дяденька, – сказала мышка, – дай мне хлебца, а я тебе добренькое скажу.
«Ах ты, разумница какая», – сказал Волохов, достал из-за пазухи горбушку, подаренную ему стариком в последней деревне, и накрошил мышке по мышиным ее возможностям. Деликатно покушавши, мышка снова села на задние лапки и передними показала, чтобы Волохов приблизил ухо.
– Ну, чего? – спросил он.
Оглянувшись, не подслушивает ли кто, мышка ему прошептала, как себя вести при таких-то и таких-то обстоятельствах; поблагодарив разумную зверюшку, отпустил ее Волохов и двинулся дальше.
Как и предсказала мудрая мышь, вскоре открылась ему ровная поляна с шестью деревьями; деревья были не простые, а какие – Волохов сам не знал. На одном сидела птица Сирин, на другом Финист, на третьем Феникс, на четвертом Алконост, на пятом Гамаюн, а на шестом прельстительный воробей. Волохов никогда прежде этих птиц не видел, но легко узнал бы, да и мышка его предупредила.
– Здравствуй, молодец, – сказала птица Сирин. – С какой поры льны топтать?
Волохов отвечал, как следовало.
(Ответ: с середины грязника.)
Птица Сирин вспорхнула и скрылась, то есть ответ был правильный.
– Здорово, молодец, – весело проклекотал Финист. – До Дмитра девка хитра, а после Дмитра?
Волохов отвечал, как должно.
(Ответ: еще хитрее.)
Финист вспорхнул и улетел, то есть верифицировал.
– Здрав будь, молодец, – сказала птица Феникс. – Балабол на толобол, а коломок не растолок, что это будет?
Волохов задумался. Птица Феникс нацелилась слететь к нему и стремительным темно-золотым клювом ударить в глаз. Она принялась пожимать крыльями, как разбойник пожимает плечами: ничего, мол, нету, начальник! – и вдруг выхватывает нож из рукава.
Волохов сосредоточился и ответил как положено.
(Ответ: не твое дело.)
– Знатно! – прочирикал Феникс, снялся и с ободряющим поухиваньем, широко маша зелеными крыльями, вертикально поплыл в темно-синие небеса.
– И что теперь будет? – глубоким контральто спросил Волохова Алконост.
Волохов отвечал правильно.
(Ответ: не знаю.)
– А я знаю, да толку-то, – сказал Алконост. Он засунул голову под крыло и немедленно уснул. Перо у него было сплошь кобальтовое, с переливом, на шейке воротник цвета червоного золота.
– Добрый, добрый молодец, – снисходительно заметил Гамаюн. – Ну-ко, скажи: бежит свинка, золотая щетинка, на кого глянет, того обманет, кого полюбит, того и погубит, а кого забудет, тот жив не будет.
Волохов поскреб затылок, чтобы не выглядеть легкомысленным всезнайкой, и после небольшого молчания ответил в соответствии с этикетом.
(Ответ:разгадка утрачена.)
– Ну и ладно, – удовлетворился Гамаюн. – Послушай теперь воробушка.
– Ах, ах! – принялся обольщать Волохова прельстительный воробей. Это была небольшая, очень суетливая серая птичка, бурно жестикулирующая крыльями и оттого в избытке чувств приподнимавшаяся над сухою еловою веткой. – Как хороша жизнь, сколько в ней удовольствий! Проснешься с утра – и уже замечательно! Покушаешь – и совсем хорошо! Как гармонично, как разумно все устроено. Как, в сущности, неблагодарны те, кто ропщет на Бога, даже и неприятные вещи вроде зимы обставившего красиво, с белеными холстами и алмазными россыпями! Сколько удовольствий таит в себе непринужденная беседа в дружеском кругу: ляпнешь что-нибудь умное – а все: ах! И, наконец, жалко маму, очень жалко маму. – Воробей прослезился и сел на ветку, умильно сложив крылышки.
Волохов почувствовал, что здесь можно ответить независимо от этикета, в соответствии с личными вкусами, и сказал учтивый экспромт: «Лети, пока цел».
– Ах, ах, какая прелесть, – враз поскучнев, пролепетал воробей и, обратившись в филина, скрылся в дупле. «Дурак ты, братец, как есть дурак», – послышалось оттуда. Вероятно, это был пароль, условное слово вроде сим-сима. Деревья расступились, и Волохов увидел бледно-зеленое ночное небо над огромной деревней впереди. Он подходил к Жадрунову со стороны леса. Навстречу ему шла рыжая девочка с прозрачными глазами. Она подала ему руку и повела сквозь полосы тумана. Ничего особенного пока не было, если не считать легкого разочарования: и только-то?
– Слышь, – сказал Волохов девочке, держа ее за маленькую холодную руку. – Женька Долинская не у вас, часом?
– А то, – сказала девочка. – На кого глянет, того обманет, кого полюбит, того погубит, а кого забудет, тот жив не будет.
– А, – сказал Волохов. – Значит, она меня забыла?
– И правда дурак, – сказала девочка. – Ты разве не жив?
